Выбрать главу

– Ханна дома?

Как будто бы он сам не знает? Было совершенно ясно, однако, почему он спрашивает, поэтому я только пожал плечами и спросил:

– Куда?

– Еще не совсем понятно. Скорее всего – Украина!

Поначалу, у меня отлегло от сердца. Украина. Там говорили по-русски или почти по-русски и я знал эти места и этих людей. У меня были там друзья и в нашем времени и в средневековье. Но, постойте, граждане… Он же сказал "Украина", а ведь в средневековье такой страны еще не существовало. Стараясь не давать волю нехорошим предчувствиям я поинтересовался:

– В когда?

Боюсь, что это прозвучало грамматически некорректно, но путешествия "вниз" способны были поставить дыбом семантику любого языка. Согласитесь сами, что фразы, вроде "мы с ним познакомились в следующем году", звучат несколько неоднозначно в устах таких как я… Эйтан посмотрел на гостя, тот на Эйтана. Оба явно предпочитали не озвучивать зловещую дату и мне стало нехорошо.

– В недалеко – неохотно сказал Эйтан.

Это было уже совсем плохо. Из хитрых расчетов толстяка Рои выходило что не слишком катастрофические изменения реальности в прошлом затихают с веками и чем дальше, тем меньше ощущаются, даже если и не исчезают совсем. Еще в свой первый заброс я неосторожно написал письмо за неграмотных киевских евреев с целью собрать деньги для выкупа некоего Иакова бар Хануки. Письмо это и сейчас хранится в Кембридже, служа мне немым упреком и напоминанием не делать резких движений во время нахождения "внизу". К счастью, на нашу реальность эта моя шалость существенно не повлияла, потому что она, эта реальность, умеет защитить себя от наглых израильтян. То же самое касается пары-тройки других моих неосторожных поступков в прошлом: внедрение в славянские языки никогда не существовавших лингвистических конструкций, почерпнутых мной из плохих исторических фильмов, намеки Вещему Олегу, изобретение медицинских банок и кое-что другое. Неизменности нашей реальности способствовало то, что мои сомнительные подвиги происходили много веков назад и эта самая реальность успела с ними разобраться. Совсем иное дело, если меня отправят не в столь давнюю эпоху. Однако, пока что я представлял себе это чисто теоретически, так как не спускался ближе десяти веков. Наверное, в недалеком прошлом мне придется лелеять бабочек, не писать писем, не спасать людей и, вообще, трижды обдумывать каждый чих. А что если меня пошлют в позавчерашний (в буквальном смысле) день? Что, если я встречу там себя самого, приревную его к Анюте и настучу ему по наглой роже? Хотя, вроде бы, Рои объяснил что это невозможно. Его научных выкладок я не понял, впрочем их вообще никто и никогда не понимал, но, если верить нашему толстяку, то получалось, что чем ближе к нам точка заброса, тем сильнее "упирается" время, сопротивляясь вторжению наглых Ковнеров. Поэтому попасть на пятьдесят-сто лет назад намного сложнее, чем в Х-й век, а попасть в позавчерашний день попросту невозможно.

– А точнее? – потребовал я.

– 43-й год – нехотя сказал Эйтан и, в ответ на мою профессионально поднятую бровь, уточнил, произнеся почти-что по слогам – Одна тысяча девятьсот сорок третий.

Это был не слишком хороший год… Я не отношусь к тем “знатокам” истории, которые искренне считают, что во Второй Мировой войне Антанта сражалась с Наполеоном. В отличие от них, я-то знал кое-что про ту войну Поэтому мне меньше всего хотелось ползать по лесам, скрываясь одновременно от партизан, бандеровцев, немцев и Красной Армии. Ни от кого из них я не ожидал ничего хорошего для себя. Но у моего начальника, а может и у австрийца, была, надо полагать, дополнительная информация. Через пару минут Эйтан справился (довольно легко) с угрызениями совести в отношении меня и заговорил. А поведал он весьма, надо признаться, занимательную историю.

Оказывается, жил в те годы в Германии персонаж по имени Эберхард, доктор Георг Эберхард. Был этот доктор не то ученым, не то путешественником, специалистом по Тибету и другом знаменитого Генриха Харрера1. Но самое интересно, что он каким-то образом оказался владельцем того, что весьма напоминало хорошо известное мне Зеркало Веды. Не подозревая о том, что сам он давно умер, герр Эберхард умудрился "воззвать" к Зеркалу и выйти на связь с нашей командой. Не совсем понятно, за кого он нас принял, особенно учитывая то, что ни Эйтан, ни даже болтливый Рои ничего ему толком не рассказали.

В последующие часы я просматривал запись разговора Эйтана с немецким доктором. Точнее, просматривал-то я перевод, потому что неожиданно выяснилось, что Эйтан неплохо говорит по-немецки. И вот что я прочел:

вернуться

1

Австрийский альпинист (см. "Семь лет в Тибете").