— Я собираюсь опять тебя поцеловать, — произнес он.
Я не смогла ничего ответить. Я даже не могла вспомнить, на каком языке я разговариваю. Он подошел ближе, и, я клянусь, это настоящее рождественское чудо, что я все еще могла дышать.
— Я собираюсь поцеловать тебя прямо здесь, Пайпер. Итак, если у тебя есть хоть малейшие сомнения или ты колеблешься...
Я притянула его за воротник, потому что была уверена, что он уже должен был целовать меня. Его руки обхватили мое лицо и все безумные и бурлящие внутри меня чувства замерли.
Вокруг сновали покупатели, и играла музыка, но меня укрывали его неподвижность, мягкость и теплое прикосновение его губ к моим.
Мы целовались так, словно делали это годами, а, может быть, и всю жизнь. Я знала, как склонить голову, а он знал, когда притянуть меня ближе. Я запустила пальцы в его волосы, и, задыхаясь, чувствовала, что возвращаюсь к жизни.
Когда мы оторвались друг от друга, мы оба тяжело дышали.
— Как там в Спорттоварах?
— Не так хорошо, как в торговом центре.
— Подплечники переоценивают.
Ник засмеялся.
— Хорошая попытка, но ты только что целовалась с качком. Что подумают твои друзья?
— Скорее всего, они потребуют психиатрическую экспертизу, — признала я.
Мне понравилась его кривоватая улыбка, как будто он очарован моим полным отсутствием такта. Он действительно с луны, поскольку это не является одним из моих положительных качеств.
— Это совершенно неправильно, — сказала я.
— Я знаю, — ответил он. — И мне плевать, что подумают остальные. Я даже никогда не задумывался над этим.
— Я тебе верю. И это одна из многих причин, по которым я стою здесь.
— Целуешь футболиста посреди торгового центра.
— Ну, прямо сейчас нет...
Я не смогла закончить предложение, потому что он опять поцеловал меня. И я подумала, что, наверное, сейчас мне не нужно, чтобы последнее слово осталось за мной.
***
С Ником было вполне неплохо находиться в торговом центре. Мы болтали и смеялись, пока у меня не заболел живот, и я забыла о толпе и меркантильности. И, что самое важное, я забыла обо всей ужасной ситуации, в которую я ввязалась.
Было уже восемь часов, когда неизбежность настигла меня. Я посмотрела на свой телефон, лежащий на столе между нами. Все поцелуи мира не изменят тот факт, что сегодня пятница. И я должна назвать имя своему напарнику.
От приближающейся угрозы мой живот сжался, пока я откладывала свою булочку с корицей, брала телефон и нажимала кнопку, возвращая его к жизни.
— Когда ты должна написать ему? — спросил Ник. Он покончил со своей булочкой и смотрел на мою голодными щенячьими глазами.
Я передвинула ее через стол.
— Держи. У меня есть час.
— Ты можешь написать мое имя.
Я посмотрела на него округлившимися глазами.
— Ну, разумеется. За что меня можно будет унизить? Ник Паттерсон – крадет поцелуи и булочки с корицей?
Прядь волос закрыла ему глаз, но он убрал ее и подмигнул.
— Я бунтарь.
— Серьезно, что не так с тобой? Ты никогда не делал ничего неправильного?
— Не знаю. Я недооценил Ханну Кромли в девятом классе. Мне все еще не по себе из-за этого. Я врал маме. О, я как-то наблевал в спортивную сумку Тейта и не признался в этом.
— За это твоя карма уже покарала тебя, — сказала я, и мы оба грустно улыбнулись, вспомнив о нашем приключении с Тейтом.
— Ты можешь назвать это блефом.
— Что назвать блефом?
Ник высказал свое мнение.
— Исходя из того, что я вижу, есть не так много вариантов. Ты еще можешь отнести книгу и твой телефон в школу.
— Не могу. Я даже не знаю, достаточно ли законно все, что есть в тетради. Кажется, я и так очень многим людям причинила вред. Я не хочу принести еще больший вред, выдавая что-то, что Гаррисон неправильно интерпретировал.
— Но у тебя все равно есть твой телефон.
Я вздохнула.
— Если я хочу выяснить, кто это, не думаю, что у меня есть выбор.
Он протянул руку, его пальцы гладили костяшки на моей руке.
— Тогда возвращаемся к блефу. Такое ли уж сумасшествие просто уйти? Проигнорировать его?
— Это пугает меня. — Потому что у меня есть лучший друг с достаточно серьезным багажом.
— Каков может быть самый худший сценарий?
— Он выберет кого-нибудь еще. — Кого-то вроде Менни. Потому что Менни совершал поступки, достойные публичного унижения. Покончил он с этим или нет, но изменение записей это неправильно. Но я не могла вынести мысль о том, что с ним могут так поступить.
Боже, я стала такой лицемерной.