-Ну, что, доктор Эля, как вам новое сердце?
Я поерзала на кровати, будто примеряясь к нему.
-Еще не могу точно сказать, но достаточно комфортно. Сидит как влитое. А еще...
-Что еще, милая?
-Оно будет любить тебя не меньше, чем старое.
На этом моменте в палату ворвался Петька.
-Элсииии, - он было уже кинулся ко мне, но напоролся на острый взгляд Маркуса.
-Доктор Воропаев, за то, что вы сорвали такой романтичный момент, я поставлю вам операцию ночью. Вне вашего дежурства.
Я рассмеялась, увидев, как вытягивается лицо моего друга.
-Не бойся, Петька, он шутит. Заходи.
-Нет, Петр, бойтесь. Потому что я абсолютно не шучу. Никогда.
Я одними губами сказала Петьке "он шутит" и сделав невинное лицо, улыбнулась Маркусу. Петя хихикнул в кулак, но тут же сделал серьезное лицо, пытаясь проглотить смех. Маркус покачал на это все головой, поцеловал в лоб и ушел, пообещав зайти позже.
-Элси, ты отвратительно выглядишь. В зеркало смотрелась? - заявил рыжеволосый, вальяжно развалившись в кресле.
Я рассмеялась.
-А как я, по-твоему, должна выглядеть?
-Да вообще, по сути, так и должна. Ты давай уже, побыстрее выздоравливай. Без тебя скучно.
-Я постараюсь, обещаю.
***
И вот началась моя долгая и нудная реабилитация. Каждый день я глотала таблетки в огромных количествах. Но Елена Владимировна сказала, что это еще немного, ведь большинство препаратов мне вливают в виде капельниц и уколов. С первых же дней со мной начали заниматься дыхательными упражнениями, чтоб восстановить вентиляцию легких. Через два дня мне наконец-то разрешили встать и вытащили катетер для оттока мочи и носовой катетер для подачи кислорода. От того, что во мне теперь торчало меньше трубок, стало легче. Осталась только дренажная, которая тянулась из грудины. Да и ту обещали вскоре тоже изъять оттуда.
Пока я лежала в реанимации, ко мне никого не пускали. Кроме мамы. Маркусу и Петьке законы были не писаны. Одному по статусу, а другому просто так. Мои друзья, Марго и Стас, конечно, возмутились, но после моих объяснений, что они могут натаскать инфекций - успокоились. И бесконечно разговаривали со мной по телефону в ожидании встречи.
Я очень надеялась, что мы подружимся с моим новым органом. К сожалению, я была в курсе, что даже с пересаженным сердцем я не смогу дожить до старости. Но старалась об этом не думать. И надеялась на лучшее.
На третий день меня посадили на велотренажер, и Елена Владимировна была очень удовлетворена результатами. И вообще, она была крайне довольна, что я семимильными шагами иду к выздоровлению. И хвалила меня за мои старания на занятиях.
Через семь дней меня перевели из реанимации в обычную палату. К счастью, в одноместную. В который раз я подняла руки к небу и возблагодарила то, что работаю здесь. Не я улечься на своей новой, широкой (!) кровати, не успела медсестра пришлепнуть к моей груди последний датчик от системы наблюдения за сердечным ритмом, как в палату ворвалась моя бедовая подружка. Растрепанная, с горящими глазами и огромным пакетом в руках.
-Элли, - завопила она. Медсестра поморщилась и поспешила выйти из палаты. Марго показала ей вслед язык и шлепнулась рядом со мной на стул.
-Тише, ну что ты кричишь, - рассмеялась я.
-Я просто так соскучилась по тебе. Эл, ты очень похудела. Одни глазища остались. И у тебя наконец-то появились те самые скулы, о которых ты так мечтала. Но ничего, тетя Марго тебя быстро откормит, - и она принялась вытаскивать из пакета всевозможные баночки и контейнеры.
-Стоп, стоп, Маргоша, остановись...
-В смысле остановись? - она замерла с очередной баночкой в руке и непонимающе уставилась на меня.
-У меня особая диета, - на слове "особая" я непроизвольно скривилась. - Боюсь, мне нельзя все то, что ты мне принесла.
-Не вкусная, да? - сочувственно спросила она. - Жаль. Я так старалась, готовя тебе все это.
-Ты можешь скормить это Стасику. Думаю, он будет совсем не против. Кстати, про Стасика. Где этот охламон?
-У него очередной важный проект, - закатила она глаза. - Он просто живет на работе. Но обещал, что это будет нечто грандиозное. Даже сказал, что пригласит на презентацию. Ты лучше расскажи, как ты? Что врачи говорят?
-Говорят, жить буду, - я улыбнулась. - И это главное. Но до конца жизни буду сидеть на имунносупрессорах. Плюс постоянная физическая нагрузка. Но знаешь, это даже в плюс. А самое плохое из всего этого, я не знаю, когда выйду на работу. Из больницы меня выпишут недели через две. И Маркус уже сказал свое железное слово, что жить я еду к нему. А это значит вечный контроль. Но это не самое плохое. Самые опасные после пересадки - это первые три месяца. То есть, получается, работать мне никто не даст. Ну и реабилитация длится не менее полугода. В общем, как-то так, - развела я руками.