Но куда удивительнее то, что выжить в этом суровом краю удается и людям! Чтобы не умереть с голоду, они придумали [151] способ, как ускорить таяние снегов весной, чтобы посеять в нужное время ячмень и собрать урожай до наступления зимы. Они набирают землю и прячут ее осенью в доме, чтобы она не смерзлась. В мае крестьяне рассыпают эту землю в поле, еще покрытом толстым слоем снега. Солнце нагревает этот темный земляной слой и вызывает таяние снега, хотя все вокруг еще бело. Можно начинать возделывать землю и сеять. Ячмень успеет созреть до первых снегопадов в сентябре.
Еще одна любопытная деталь приспособления жителей Гималаев к суровым климатическим условиям. Чтобы новорожденные дети не погибли зимой от холода или от переохлаждения из-за смерзания мокрых пеленок, их помещают в шерстяные мешки с толченым коровьим навозом, который впитывает в себя всю влагу. В результате грудные дети находятся в тепле и сухости!
Такая изобретательность позволяет заскарцам выжить в негостеприимном мире, который, может, и годится для богов и фей, но мало подходит человеку.
Многие деревни Заскара, особенно в Лунаке, наверное, чуть ли не самые высокогорные в мире, лето там столь коротко, что, несмотря на вышеописанную технику, ячмень иногда не успевает вызреть. В этом случае колосья срезают до наступления спелости. Урожай, конечно, собирают меньший, но зерна в высокогорном воздухе быстро испаряют влагу и могут быть все же использованы в пищу.
Несмотря на короткое лето и неважные почвы, ячмень дает довольно хорошие урожаи. Это тем более удивительно, что в высокогорных деревнях, где ячмень — единственная зерновая культура, совершенно не практикуется севооборот. Но почва не теряет плодородия, поскольку постоянно искусственно орошается (каждый пятый день). Вода несет ил. Крестьяне проводят прополку, удаляют сорняки, а иногда их едят, особенно разновидность, похожую на валерьяну.
Меня особенно удивило то, что во многих заскарских деревнях произрастает зеленый горошек, а в Каргиле даже абрикос. Горошек может расти везде, кроме самых высокогорных деревень, встречается и дикий горошек, очень мелкий и чрезвычайно вкусный — у него лохматые стручки, и он растет на высотах до четырех тысяч восьмисот метров — самый высокогорный овощ в мире!
В низкогорных долинах, где применяют севооборот, культуры чередуются следующим образом: зеленый горошек — ячмень — пшеница или зеленый горошек — ячмень — зеленый горошек. На средних высотах чередуют ячмень, пшеницу и люцерну.
При каждом доме есть огородик, где растут лук, редис, огурцы и картофель. Картофель в Гималаях произрастает хорошо, завезли его туда в середине XVIII века англичане. Шерпы, живущие в районе Эвереста, питаются почти исключительно картошкой, но в Заскаре ее мало. Когда я спросил Нордрупа, почему картофель здесь почти не культивируется, он ответил, [152] что картошка охлаждает тело человека и вызывает ревматизм... Интересно узнать, есть ли доля истины в этом суеверии. Когда я вошел в Пипитинг, деревня показалась мне пустынной. Я некоторое время бродил от дома к дому в надежде привлечь чье-нибудь внимание. Похоже, все ушли в Сани, и никто еще не вернулся. Наконец я заметил в окне мужчину, который наблюдал за мной, и обратился к нему.
— Я ищу привратника чхортена...
— Вам повезло, — ответил человек, — он здесь.
Несколько секунд спустя появился молодой монах и, сказав, что привратник пока занят, пригласил меня в дом. Я поднялся по узеньким ступенькам и оказался в низкой комнате, где сидели два старых монаха и четверо мужчин помоложе. Они нараспев читали молитвы из книги и очень походили на католических монахов. Я тихо уселся в углу, заинтересованный этой церемонией. Когда я выпил третью чашку чанга, один из старых монахов пригласил меня следовать за ним.
Мы поднялись к великолепному чхортену в сопровождении десятка проказливых мальчуганов в лохмотьях, которые донимали шуточками старика. Они были так назойливы, что я едва сдерживал гнев. Кроме того, они толкались, пытаясь спихнуть друг друга с обрыва... просто чудо, что никто не погиб!
Гигантский чхортен был возведен на вершине огромной морены, образовавшей холм посреди равнины. Я вскарабкался как можно выше и обошел кругом святилище, восхищаясь видами, открывающимися со всех сторон. К югу, рассыпавшись по скалистому склону, торчали белые кубики монастыря Карша; к востоку — белые кумирни Тхонде, лепившиеся к карнизу; на юго-востоке темнел проход к пустынным ущельям, ведущим в далекую Зангла. Вдали, на западе, скорее угадывалось, чем просматривалось, Сани, лежащее в тени высоких деревьев, а за ним тянулась долина, упирающаяся в перевал Пенси-Ла. На юго-западе находился Падам с нависшим над ним монастырем, который я собирался посетить утром, а вдали чернела узкая долина, ведущая к таинственной провинции Лунак.