Не успел я сделать и десяти шагов, как столкнулся с тибетской красавицей, с которой познакомился в Сринагаре. Она выглядела еще свежее и очаровательнее по сравнению с запыленным бродягой, каким казался я.
— Пойдемте выпьем чаю у моих друзей, — предложила она мне, словно мы были давнишними приятелями, а встреча в Каргиле была самой естественной вещью в мире. Она привела меня в дом своих ладакхских друзей, где нас угостили тибетским чаем.
Все путешественники, посетившие Гималаи, жалуются на «отвратительный тибетский чай», изготовленный с прогорклым сливочным маслом. Я не согласен с критиканами. Плохой тибетский чай действительно отвратителен, но хороший тибетский чай — великолепный напиток, если принимать его за то, что он есть на самом деле, иначе говоря, за бульон. Поскольку это суп со сливочным маслом, и ничто иное. На чай он похож лишь цветом, а вкус ему придают масло и соль.
В гостиницу я вернулся поздним вечером. Торговцы просыпались после долгой сиесты, и улицы кишели людьми. Резкий свет керосиновых ламп четко обрисовывал силуэты людей, обступивших небольшие лавочки. Обходя собак и натыкаясь на ребятишек, я добрался до гостиницы, где меня как друга дамы из Лхасы тепло встретил хозяин, высокий и тощий тибетец. Я немедленно спросил его, нельзя ли подыскать надежного проводника и вьючных животных, чтобы отправиться в Заскар.
Едва я начал объяснять хозяину гостиницы, какой человек мне нужен, как он заявил, что у него есть как раз такой человек. Мне повезло — в тот день в Каргил прибыла группа заскарских монахов. Он знал этих людей и уверял, что на них можно положиться. Они вскоре собирались отправиться домой и, быть может, захватили бы меня с собой. Хозяин тут же послал сына на поиски своих друзей.
Стояла уже поздняя ночь, когда раздался стук в мою дверь. На пороге возникли два молодых монаха, крепкие щекастые парни. У них были бритые головы, ярко выраженные монголоидные черты лица и хитрющие раскосые глаза. Я критически оглядел их с ног до головы и составил себе первое осторожное мнение. Но не мог скрыть любопытства, ведь то были первые встреченные мной жители Заскара. На них были платья без рукавов из грубой красной шерсти, а на шее висели четки и амулеты, подтверждавшие их положение. Я знал: монах в Гималаях не обязательно служитель культа или набожный человек. Это может означать, что данное лицо учится или училось в одной из буддийских школ. Монахи (трáва) являются на самом деле учениками, которым преподают учителя (геше) под надзором лам.
Один из них, Нордруп, внешне был весьма обходителен и поначалу даже пришелся мне по душе. Но я не мог отделаться от мысли, что он, по-видимому, чуточку хитрее, чем положено быть кристально честному человеку. Второй выглядел упрямцем. У обоих были приятные лица. Нордруп сразу же безапелляционно заявил, что будет моим проводником — он ничуть не сомневался, что я не смогу отдать предпочтение другому. У него, как он сказал, есть двенадцать лошадей, которые сейчас набираются сил на пастбище у монастыря Рингдом в ста тридцати километрах от Каргила, в противоположном конце долины Суру. В ближайшее время он возвращается в Заскар с товарами, которые сейчас закупает на базаре. Его лошади повезут мой багаж, а он с удовольствием станет моим проводником. Затем Нордруп напрямик спросил, какую сумму денег получит за лошадей и свои услуги. Я был слишком измотан, чтобы среди глубокой ночи обсуждать детали экспедиции, и попросил монахов прийти рано утром.
Я надеялся получить заслуженный отдых во сне, но вскоре узнал, что Каргил по праву славится своими блохами. Добрую половину ночи я просидел на краю постели и нещадно чесался, думая о том, сколько бессонных ночей провели здесь многочисленные торговцы, оказавшиеся на этом перекрестке караванных путей.
Лежащий на берегу Суру под защитой гор, Каргил всегда был далекой и труднодоступной целью многих завоевателей, не последним из которых можно назвать Александра Македонского. Во время долгого похода из Греции в Азию его войска подстегивала надежда добраться до богатств страны «муравьев-золотоискателей», легенда о которых докатилась и до них. Александр дошел до Инда в его нижнем течении, но не смог отправиться вверх по долине и углубиться в неведомые горы. Сделай он это, и его войска добрались бы до Каргила, стоящего в месте слияния Инда и Суру.
Наутро явился Нордруп. На его умытом лице сияла широчайшая улыбка. Он излучал слишком много обаяния, чтобы внушить доверие, и его улыбка по-прежнему беспокоила меня. Мы обсудили вопросы оплаты, а потом, когда я сказал, что ему придется готовить пищу и сторожить мое добро, он со спокойной улыбкой заявил: