Дня через два проходим мимо, Артём говорит:
– Пойдём заглянем в шалаш.
Мы и пошли. Подошли, а там уже двое. Костерок разожгли, что-то в котелке варят. Мы извинились, попросили разрешения присесть к ним.
Один из них лысый, небольшого роста, довольно сильно картавит, но не противно, а даже как-то по-французски. Второй простого, видно, звания. Серьёзный и напряжённый.
Стали знакомиться.
Лысый говорит:
– Володя.
Я говорю:
– Как-то неудобно вас называть Володей, вы всё же старше нас.
– Нет, – говорит, – зовите просто Володя. Это для конспигации. Если сказать, что меня зовут, допустим, Владимиг Ильич, то уже больше шансов меня найти.
Второй тоже представился, но я не запомнил его имени, предположим, его звали Иван.
– Мы пголетагии, – продолжал Володя. – Вот Иван, он потомственный, настоящий пголетагий, а я тоже пголетагий, но умственного тгуда.
Мы тоже представились: Артём – юрист, я – писатель. Я всегда писателем представляюсь, может, потому, что на самом деле был писателем.
В первую нашу встречу мы совсем немного разговаривали, посидели, от чая отказались и ушли.
Артём по дороге говорит мне:
– Странные они какие-то.
– Да что же странного? – спрашиваю я.
– Почему-то он о конспирации заговорил.
– В шутку он сказал. С юмором человек, вот и шутит. Если бы действительно конспирировался, то вряд ли об этом стал говорить.
– И этот, второй, который пролетарий, – тоже какой-то подозрительный, смотрит вопрошающе, будто с опаскою. Оглядывается всё время.
– Знаешь, люди чужие пришли, лес вокруг, конечно, будешь подозрительным.
Два следующих дня пролетарий прибегал к нам то за солью, то за спичками, то за ведром. Судя по всему, наши туристы не были готовы к жизни в лесу.
На третий день я пришёл к Володе и Ивану один. Мой друг не захотел идти, сказал: «Не нравятся они мне».
Сели у костра, вскипятили чай, и я спросил у Володи:
– А почему бы вам не снять избу? Вам там будет удобнее.
– Нельзя, – с ласковым прищуром ответил Володя, – конспигация. Никто не должен знать, что мы здесь, – и засмеялся заливисто.
Смех у него был весёлый, просто мальчишеский. Иван пояснил:
– Шуткует Владимир Ильич, шуткует. Нам здесь, в лесу, лучше. Воздух чище.
– А чем вы, батенька, занимаетесь сейчас? – спросил Владимир Ильич, заложив пальцы рук за жилетку. И тут же он стал жутко похож на задиристого петушка.
– Пишу, – скромно сказал я.
– Это я понимаю. А о чём пишете?
– О сомнениях. О сомнениях интеллигентного человека.
– Вот, – сказал Владимир Ильич, – вечные сомнения интеллигентного человека. Из-за этих сомнений стгана наша стоит на месте и не сдвигается впегёт ни на агшин.
– Вы считаете, что ей лучше двигаться так, как двигаются Соединённые Штаты к цивилизации, которая губит лучшие человеческие чувства и стремления?
– Вот именно это и есть вечная пгоблема нашей интеллигенции. Вместо того чтобы повести стгану впегёд, вы жалко плетётесь в хвосте общества.
Желая перевести тему, я спросил:
– А чем вы занимаетесь, Владимир Ильич?
Владимир Ильич захохотал и сказал:
– Хочу пегевегнуть миг.
И они оба засмеялись.
– А точку опоры вы уже нашли?
– Геволюция – вот наша точка опогы.
– Шуткует всё, – сказал Иван, будто извиняясь передо мной.
– Мало вам одной революции?
– Мало! – закричал Владимир Ильич. – Это была всего лишь гепетиция. А мы сделаем настоящую.
– Кто это – мы? – спросил я.
– Мы с пголетагиатом, то есть вот с ним.
Тут уж и я засмеялся, понимая, что меня разыгрывают.
– Да, батенька, мы постгоим новую жизнь и создадим новое госудагство, в котогом не будет места сомневающимся.
– Интересно, – спросил я, уже понимая, что меня разыгрывают, – как же вы видите это своё будущее государство?
– Землю – кгестьянам, – сказал Владимир Ильич, – фабгики – габочим.
– А кто же управлять будет этими фабриками?
– Спецы стагой Госсии, пока мы у них не научимся этому делу. А потом их всех в гасход.
– Прямо-таки всех?
– Ну, некотогых оставим для газвода, – и снова весело засмеялся.
– Ну а что с царём будете делать?
– Гасстгеляем, – коротко и жизнеутверждающе сказал Владимир Ильич.
– А правительсво нынешнее?
– Обязательно гасстгеляем.
– Помилуйте, вы, Владимир Ильич, в Бога-то верите?
– Ни в коем случае, – сказал Владимир Ильич и, заговорщически подмигнув, добавил: – И всех цегковников гасстгеляем. Мы дадим новую идеологию нагоду.
– Какую же?
– Счастье нагода – вот наш Бог.
– И всё?
– Всё.
– Кто же это всё будет делать?