— Значит, самое время немного развлечься. Я как раз тот, кто для этого лучше всех подходит. — Подмигнув Бурке, он добавил: — Еще увидимся, док.
Из удаляющихся саней Лоэтта, обернувшись, смотрела на него. На секунду Бурке показалось, что в ее глазах промелькнула нежность. Может, эта нежность предназначалась Страйкеру? Минуты не прошло, как сани скрылись за роем снежинок. Только смех Страйкера разносился в ясном, морозном воздухе.
Пальцы сами сжались в кулаки. Бурке был уверен, что именно из-за него разрумянились щеки и загорелись глаза Лоэтты. Неужели он ошибся? От этой мысли сразу стало горько во рту.
В баре тихо играла гитара. А колокольчики на санях все еще звенели где-то вдали. За уличным фонарем царила непроглядная темень, там его ждал безмолвный дом и ночь, которой не видно конца.
Бурке сжал зубы до боли в висках, сунул руки в карманы и пошел сквозь темноту к своей пустой квартире.
Бурке вернулся домой час с лишним назад и пытался отвлечься чтением и поработать с бумагами. Но в ушах постоянно звучали колокольчики на санях, а перед глазами стояла Лили в объятиях соперника. В результате он встал и начал бесцельно расхаживать по квартире.
Потом надел пальто и вышел из дому. Может, судьбой ему было предопределено задержаться именно здесь. Все равно больше некуда идти в этом городе. Не обращая внимания на любопытные взгляды, Бурке вошел в зал и легкой походкой приблизился к стойке, где Дора-Ли Браун протирала стаканы.
— Я как чувствовала, что ты сегодня заглянешь. Заказывай, дорогой!
Он посмотрел на ряд коричневых бутылок, выставленных на полке за стойкой.
— Стакан сельтерской и немного лайма.
В голубых глазах Доры-Ли светилась накопленная годами мудрость. Без всякого сомнения, она знала, когда нужно говорить, а когда лучше помолчать, оставив человека наедине с самим собой. Она слегка подтолкнула широкий бокал по отполированной стойке и жестом показала Бурке на высокий табурет.
Бурке взглянул на пустые стулья.
— Если не возражаете, я возьму один из них и присяду за стол.
— Неплохая идея, — ответила Дора-Ли. — Поболтаешь с ребятами, и все проблемы как ветром сдует.
Бурке поморщился. Конечно, все уже в курсе, что Лоэтта проводит сегодняшний вечер с ковбоем.
Не успел он пройти и нескольких шагов, как мужчина в серовато-грязной ковбойской шляпе отодвинул стул.
— Присоединяйся к нам.
— Верно, — подхватил другой. — Что за радость пить одному?
Бурке сел. Парень мгновенно вытащил из кармана пять долларов. Боковым зрением Бурке заметил, что мужчины за соседними столиками сделали то же самое. Бурке поинтересовался:
— Почему вы уверены, что я проиграл?
Замолк автоматический проигрыватель. В зале повисло молчание. Мужчина с густыми черными усами сказал:
— Мы слышали, что Лоэтта почти что решилась, и видели, как Уэсс выехал на своих санях. Если это послужит вам утешением, док, то я ставил на вас.
— Я говорил тебе, что она выйдет за одного из наших, Бен, — вмешался еще один. — Не обижайтесь, док.
Никто не ждал, что Бурке ответит. Прекрасно. Ему не хотелось болтать. Парень, который заговорил с ним первым, подвинул поближе к Бурке корзиночку с кренделями.
— Я Уэйд Вилки. Мой братишка, Форест. Все одинокие мужчины рано или поздно встречаются в «Бешеной лошади». Клянусь, здесь веселее, чем дома с телевизором в обнимку.
— Верно, — согласился Форест. — Мы просто застенчивые ребята. Да и куда еще податься ковбою в городке, где женщины, хоть и хорошенькие, но составляют меньшинство.
— С нами все в порядке, не сомневайся.
— Это правда. Что делать, если женщин не хватает?
— Может, дать еще одну рекламу в газеты?
Разговор струился по бару свободно, как пиво. Обсудили нехватку женщин, цены на алкоголь, прогнозы на предстоящие снегопады и какую неведомую заразу, от которой гибнет скот в округе. Бурке не особенно прислушивался, но вдруг…
— Ты слышал? — крикнул кто-то.
— Похоже на звон колокольчиков.
Бурке сам не заметил, как оказался у окна. Все смотрели, как на другой стороне улицы останавливаются сани.
— Ничего не видно, — ворчали сзади.
— Уэсс слезает с саней, — комментировал мужчина, стоящий рядом с Бурке. — Протянул руку Лоэтте. Обнял ее, опустил на землю. А теперь он… ого, я… вот это да… он целует ее, вот что он делает.
Бурке охотно сделал бы то же самое. И главное, чтобы при этом поблизости не было мужчины, обнимающего сейчас ту единственную, что не выходила из головы более двух лет.
— Я готов отдать что угодно за один такой поцелуй, — восхитился Бен.