Уж казалось бы: всё что можно придумано и сделано в этом мире для нашего здоровья и благополучия, включая тренажёры для самых ленивых собак – не любящих подолгу разгуливать на улице по тёмным аллеям и подворотням. Однако же пища, создаваемая специально для нас, не во всех случаях вызывает повышенный аппетит. То ли дело шашлык или сочная жареная курица, оставляющая на морде и усах остатки жира, поспешно слизываемого или вытираемого о ковры или занавески! Женщина следит, чтобы я не пользовался домашними предметами в качестве салфетки, но куда уж ей угнаться за мной. Лишь когда я веду себя тихо и спокойно, она в состоянии сопровождать мои мысли и желания, в остальных же ситуациях мне ничего не стоит обмануть её. Даже играть с нею мне неинтересно: когда она хилой ручкой швыряет палку, то я даже не успеваю как следует разогнаться, добегая до места падения и вынюхивая добычу чувствительным тонким носом. Играть же с нею в догонялки – дело просто бессмысленное, ведь, даже сменив высокие каблуки на удобные подходящие кроссовки она абсолютно не в состоянии развить приличную скорость, так что только когда к нам присоединяется хозяин, мы можем устроить полноценное шумное развлечение.
Но бегать всегда лучше на пустой желудок: после же беготни даже сухой корм кажется настоящим деликатесом, особенно после долгих отлучек наподобие сегодняшней. Сейчас мы были ограничены в возможностях приготовления еды, и на мою долю досталась лишь полная миска знакомых хрустящих комочков. После долгого питья я приступил к поглощению пищи: наполнившая как обычно миску женщина не позаботилась о разнообразии, и мне пришлось грызть галеты со вкусом рыбы. Нелюбимый оттенок давал о себе знать, и, видимо, неслучайно произошло такое отступление от обычного правила. Зарвавшаяся женщина явно не могла простить мне утренней прогулки, по-прежнему с опаской обращаясь со мною. Она даже не погладила по голове как обычно: наполнив миску, она ушла в другую комнату, так что после еды мне ничего не оставалось, как тихо залечь в углу на разложенную подстилку с желанием забыть не самое удачное начало дня.
Но когда спустя несколько часов я окончательно проснулся, то вряд ли мог радоваться и продолжению: повреждённая при столкновении со стаей лапа саднила, вспухая и наливаясь внутренним огнём, и когда я попробовал резво вскочить – как обычно делал – то от боли выдавил даже непонятный звук. Хозяин сейчас отсутствовал: лишь обнаруженная в большой комнате женщина лежала с ногами на диване, уставившись в плоское стекло телевизора. Мне пришлось подлизаться: сильно хромая я добрёл до её лежанки и встал напротив. Хвост выражал радость и довольство, но она всё ещё не реагировала, и тогда я задрал морду и завыл. Древний мотив звучал еле слышно, но я и не собирался кого-то пугать и поднимать на ноги: она наконец оторвалась от пустого зрелища, и когда уже недовольно наклонилась ко мне, я протянул дрожащую жаркую лапу.
Сразу же она поняла ситуацию: срочно найденная аптечка оказалась вывалена на диван, и мазью из тюбика женщина смазала горящее пятно, легко забинтовав лапу. Очень осторожно она дотрагивалась тонкими чувствительными пальцами до воспалившихся точек, так что я даже лизнул ей руку. Тут же я улёгся на коврик: оставалось только ждать возвращения хозяина и естественного процесса заживления, и мне даже не хотелось на улицу, как часто бывало днём. Что бы я смог сделать теперь – в нынешнем состоянии – окажись я в одиночестве во враждебном плотном окружении, если даже вульгарное трусливое бегство было для меня теперь недоступно, и следовало надеяться лишь на всемогущего хозяина, всегда готового прийти на подмогу?
Я лежал и легонько постанывал, когда наконец-таки услышал знакомый голос, расходившийся шумными волнами, и то приближавшийся ко мне, то удалявшийся в неясную даль, но спутать его с кем-то посторонним было просто невозможно. Приподнявшись, я заковылял к эпицентру шума: хозяин уже что-то сказал женщине, и они быстро складывали вещи, разбросанные по комнате. Хозяин ещё не знал о моей болезни, и только теперь женщина вводила его в курс дел. «Не повезло мне сегодня, хозяин, прости». Я слабо вилял хвостом, когда он подскочил и уставился на повреждение, чуть притронувшись к ближайшей окрестности раны. Размотанный бинт источал кровь и сукровицу, и хозяин откинул его в сторону, обратившись к другим средствам помощи. Жидкостью из стеклянной ёмкости он смочил тряпку и приложил тряпку к ране. Быстрая боль заставила меня взвыть и подскочить на месте: я укоризненно смотрел на хозяина, пока он не отвернулся, бросившись к задребезжавшему телефону. Ну разве так можно? Но хозяин уже был поглощён новым делом, бросая в трубку длинные фразы и короткие реплики.