— Кто будет моим следующим перевоплощением? — требовательно спросила она, искренне надеясь, что враг назовет мужское имя.
Слова шаманки прозвучали грубо, нетерпеливо, и Заплечный осуждающе покачал головой.
— А говорила, не боишься… Ах, Санхи, Санхи… Так торопишься узнать нужное, что от страха даже «пожалуйста» забыла.
— Пожалуйста! — процедила она, впившись взглядом в лицо врага.
— Хоть что-то, — вздохнул северянин. — Не стану тянуть, раз ты так тяготишься моим обществом. В этот раз тебе подойдут двое. Они живут в одном городе в Итсене. Недалеко от границы, в Зелпине. Ты их почувствуешь. Выбирай преемника внимательно.
— Я всегда внимательна! — возразила Санхи.
— Я же не утверждал обратного! — деланно возмутился Заплечный. — Какая же ты в этот раз мнительная, Санхи.
Шаманка нахмурилась и уточнила:
— Кого бы ты выбрал на моем месте?
Она не рассчитывала услышать однозначный ответ на четко поставленный вопрос, но надеялась уловить подсказку и не ошиблась. Заплечный улыбнулся, покачал головой:
— Твои женские хитрости не помогут. Ты можешь задать лишь один вопрос, забыла? Придется тебе выбирать самой.
Лед задрожал, северянин с изумрудными глазами исчез, погасли алые искры. Санхи швырнула в зеркало колотушку — нерушимый прежде лед, который не разбили бы и прицельным ударом молота, раскололся и осыпался. Шаманка смотрела на льдинки и отчетливо понимала, что женщины и в самом деле более уязвимы. Если выбор будет между мальчиком и девочкой, стоит предпочесть мальчика и так обмануть Заплечного.
Зелпин порадовал — подходящих детей в самом деле оказалось двое, дар у обоих еще не проснулся. Девятилетний мальчик был на пороге пробуждения магии, а пятилетняя девочка уже научилась некоторой самостоятельности и не стала бы Санхи обузой.
Но шаманке нравилось, что старший именно мальчик. Значит, проще учить, он раньше будет готов. К этой бусине на его нитку добавилось и то, что родители парнишки были простыми людьми. Шаманов они уважали, с удовольствием приняли Санхи в своем доме и радовались мысли, что Триен мог стать учеником.
Родители Тайаны, хоть и были северянами по крови, почтение к шаманам подрастратили. В девочке чувствовался более сильный дар, чем в Триене, но и отторжение судьбы ученицы было выраженней.
Санхи колебалась и впервые поняла, что боится выбирать. Зеленоглазый всегда указывал на одного ребенка, избавлял шаманку от необходимости принимать решение самостоятельно. Теперь же Санхи оказалась на распутье и, приглядываясь к обоим детям, не могла выбрать между двумя дарами.
Тайана чем-то напоминала змею, в ее даре чудилась жесткость, непреклонность. В другое время Санхи предпочла бы девочку. Пусть у шаманки своей силы вдоволь, преумножить всегда приятно. Дар мальчика наводил на мысли о полноводной реке и теплом солнце. Ровная, спокойная, покладистая магия. В то же время из двух братьев-близнецов одаренным был только Триен.
Раскинутые кости не помогли, гадание на мозге курицы тоже. В этом чувствовалась рука Зеленоглазого, не зря же он сказал, что Санхи придется выбрать самой.
Решение далось тяжело, но из Зелпина шаманка уехала с учеником.
Триен оказался способным и разумным, магия развивалась так, как Санхи и представляла. Дары шаманки и ученика постепенно сроднились. Триен вырос, возмужал, ему исполнилось семнадцать. Тогда же Санхи почувствовала, что стареющее тело все чаще подводит ее. Ждать болезней и дряхлости, когда рядом был подготовленный преемник, Санхи считала глупым и провела ритуал перерождения.
Доверявший ей парень даже не догадывался, что случится. Он искренне считал, что обряд нужен для открытия силы, что теперь он сможет не только азы постигать, но будет способен и на серьезное колдовство.
Санхи предвкушала чувство высвобождения из одного тела и обретение нового, ощущение жизни, иной магии, молодой силы. Золото на оленьих рогах позвякивало в такт песни, хранители, верные соратники, стояли кругом у жертвенника. На плоском камне лежал светловолосый юноша и помогал шаманке своим добровольным участием. Глаза закрыты, из одежды только свободные штаны, руки раскинуты — полное доверие и беззащитность. Он, не зная того, направлял и поддерживал магию Санхи.
Подготовленное тело красиво, темно-зеленая мазь из зачарованных трав полосами блестит на груди, животе, плечах. Приятный овал лица, который не портил островатый подбородок, длинные, чуть золотистые волосы, прямые брови, губы, уже знающие радость поцелуев. Стройный, высокий, ладный юноша, по которому девки сохнут так, что нескольким пришлось отворотное варить. А он скромничает, воли себе не дает. Как же, разве ж можно девок портить? Οх, дурень, потому что молодой, а Санхи разгуляется, натешится.
Ритуальный кинжал засиял янтарем, песнь-заклинание вышла на новый виток. Острие клинка легко коснулось кожи Триена. На груди, там, где сердце, выступила капля крови — Санхи уколола себе палец и приложила к царапине на груди юноши.
Душа Санхи покинула старое тело. Она видела, как оно безвольно оседало на землю, как коснулось лбом жертвенника. В перламутровом свете, который источали хранители, появился Зеленоглазый.
— Ты не властен надо мной! — чувствуя, как душа обретает новый дом в теле Триена, воскликнула Санхи. Она ликовала, она снова обманула Заплечного. — Ты бессилен!
— Ты ошиблась, — в многозвучном голосе Смерти жесткость и торжество, ухмылка хищная, мстительная. — Ты выбрала не того!
Мелодия заклинания прервалась, будто споткнулась. Хранители вздрогнули, отпрянули. Санхи в ужасе поняла, что ритуал идет не так, как она привыкла! Все не так!
Οна дернулась. Нужно высвободиться, вернуться в прежнее тело — с головы мертвой упали рога, откатились, звеня золотом.
Поздно! Это не остановить!
Ритуал закончился. Свет померк.
Триен распахнул глаза.
Триен рывком подскочил на кровати, тяжело дыша, как после долгого и быстрого бега. Сердце колотилось, чуть не выламывало ребра. Сорочка противно прилипла к телу. В ушах все еще звучал многоголосый смех Смерти.
Утерев ладонью испарину со лба, Триен пытался сообразить, где находится. На это потребовалось много времени. Сон не отпускал, просачивался в настоящее, изменял очертания давно знакомой комнаты.
Сны о прошлом Санхи Триен искренне ненавидел. Хотя бы потому, что они не были снами в обычном значении этого слова. Воспоминания, яркие, приправленные эмоциями, звуками, запахами и давлеющим надо всем ощущением собственной правоты и безнаказанности — вот что такое эти растреклятые сны!
Они угнетали, изматывали, вынимали душу и приходили каждый раз, когда Триен выкладывался на волшебство. А вчера пришлось. У старосты дочь разродиться не могла, крови много потеряла. Повитуха не справлялась. Хорошо, что ей ума хватило это вовремя признать. Триен с утра до самой ночи работал в Пупе, но вытащил, вытянул и молодую мать, и ребенка. Вспомнив прошедший день, ощущение уходящих из-под рук жизней, силу своих чар, молодой шаман понимал, что справился только благодаря знаниям и опыту Санхи. Оттого ее предательство, роль, отведенная ему изначально, отравляли сердце и мысли.
Староста пытался его у себя ночевать оставить, но Триен отказался. Он чуял, что снова будут сны-воспоминания Санхи, а от них просыпаться лучше в своей постели. Шаман ушел из Пупа в темноте, со вторыми петухами. Судя по тому, что за окном было еще темно, а резерв восстановился совсем немного, Триен проспал от силы два часа.
Перламутровое сияние из сна гасло, пропали призраки хранителей. Кроме одного. Волк, не касающийся хозяина, стоял у постели и скулил. Чудно. Он никогда так не делал.
— Что случилось? — нахмурился Триен.
Волк, поскуливая и потявкивая, подбежал к двери, поскреб ее лапой. Шаман недоуменно тряхнул головой.
— Мне идти за тобой? Ты этого хочешь?
Волк радостно, будто домашний пес, растявкался, закружился на месте, снова поцарапал дверь лапой.