— Клем, — шепнул Данки, — по-моему, ты наступил ей на ногу.
— Мне необходима полная тишина, — бросила мадам Зорайя, трепеща веками и бессильно мотая головой. — Сейчас я вступлю в контакт…
И тут она неожиданно дернулась назад, ловя губами воздух, как выброшенная на песок рыба, и заговорила не своим голосом:
— Теперь я могу дышать! Наконец я могу дышать… и могу говорить… Больше никто не скажет, что я нема!
— Господи-боже-мой! — ахнул Клем. — Кто ты?
— Бен… Беневоленс, — ответила мадам Зорайя. — Я Беневоленс Данем.
— Молчаливая женщина, — прошептал Стеббинс Клему. — Большинство исследователей уверены, что ее описание встречается в исторических хрониках. Хотя имя бедняжки затерялось в веках… до сего момента. Но ее описание имеется в дневнике сэра Райли Питибога.
— Сэра… кого? — переспросил Клем.
— Райли Питибога. Основателя одной из первых колоний.
— Мне необходимо полное молчание, — напомнила мадам Зорайя своим голосом и вновь заговорила неестественно хрипло.
— Сколько времени? Скажите, сколько времени прошло с тех пор, как я говорила в последний раз?
Профессор Стеббинс неловко откашлялся:
— Экспедиция Питибога высадилась на побережье Мэна в 1608-м. Ваш голос, предположительно, звучал в том году последний раз.
— В жизни не думал, что женщина способна так долго молчать, — присвистнул Данки.
— Тишина! — скомандовала мадам Зорайя. Голова ее снова дернулась назад.
— Экспедиция… — не своим голосом пробормотала она. — Боже, колонию атакуют! Индейцы! Почему, почему они нападают? Профессор Стеббинс снова откашлялся:
— Спешат установить хорошие отношения с новыми соседями. Сэр Райли устроил вечеринку с местным индейским племенем. Колонисты засыпали подарками своих новых туземных друзей: медные котлы, фетровые шляпы, стеклянные бусы… и сыр.
Клем и Данки искоса поглядели на него, и даже мадам Зорайя приоткрыла один глаз:
— Сыр? — спросила она своим голосом.
— Совершенно верно. Индейцы никогда не видели ничего подобного. Сэр Райли торжественно вручил вождю племени головку прекрасно созревшего чеддера. К сожалению, никто не знал, что вождь не переносит молочных продуктов, поэтому и нашел сыр, мягко говоря, малосъедобным.
— И? — настаивала мадам Зорайя.
— Ошибочно посчитав дар от чистого сердца попыткой отравить вождя, индейцы встали на тропу войны. Колонисты и опомниться не успели. Сэр Райли приветствовал воинов с распростертыми объятиями, но его саблю выхватили из ножен…
Профессор Стеббинс поднялся из-за стола, чтобы подкрепить рассказ пантомимой.
— …и ударили беднягу рукоятью в висок.
— Не смейте прерывать связь! — рявкнула мадам Зорайя. Профессор Стеббинс немедленно уселся и раздвинул пальцы на столе. Веки мадам Зорайи снова затрепетали. По щекам заструились слезы.
— Помогите… пожалуйста, помогите… — взмолилась она не своим голосом. — Ребенок… я должна уберечь ребенка… этот индеец… шпага… нет… не смейте… убирайтесь!
Пронзительный вопль мадам Зорайи оборвался тошнотворным бульканьем. Профессор Стеббинс тяжело вздохнул:
— Когда сэр Райли очнулся от удара, он увидел, что еще недавно процветающая колония разрушена до основания. Его рассказ о резне вышел на редкость живописным. У одной жертвы, молодой женщины, была отрублена голова каким-то острым, как бритва, лезвием. Сэр Райли немедленно понял, что бедняжку убили его собственной саблей.
— Эта молодая особа и есть Молчаливая женщина? — тихо спросил Клем.
Профессор грустно кивнул.
— Ее убили так внезапно, что ребенок еще сосал грудь, выглядывавшую из расшнурованного корсажа. Его пухлые щечки были покрыты брызгами молока и крови. Много месяцев спустя команда корабля, доставившего припасы, узнала о бойне в колонии Питибога. То, что осталось от бедного сэра Райли, болталось в петле, свисавшей с крыши его бревенчатой хижины. История, которую я поведал вам, была полностью приведена в дневнике — до того момента, как несчастный покончил с собой.
Данки судорожно сглотнул:
— А ребенок?
Профессор Стеббинс вскинул брови, словно раньше никогда не задумывался об участи малютки.
— Вероятно, умер от голода у груди погибшей матери.
— Заткнитесь… — прошипела мадам Зорайя, — не то я окончательно потеряю контакт.
— Прошу, продолжайте, — шепнул профессор. — Нам никак нельзя терять ее. Необходимо установить ее связь с Морской старухой…
— Старуха! Ведьма! — вскрикнула мадам Зорайя голосом Молчаливой женщины. — Не подпускайте ее ко мне… что она делает… что сделала со мной…
— Она приковала тебя, — твердо объявил профессор, поднимая вверх спектральные узы. — Вот к этому! Слушай меня, Беневоленс Данем, слушай внимательно, ибо тебе почти невозможно поверить в то, что ты сейчас узнаешь от меня. Ты — обезглавленный труп, дух, бродящий в мире живых, желающий избавиться от земных печалей, но не способный сделать это самостоятельно. Короче говоря, ты типичный призрак и как таковой не сознаешь собственного состояния. Морская старуха отыскала тебя много-много лет назад, примерно полтора века спустя после твоей гибели, и заключила в спектральные оковы в качестве ни в чем не повинного орудия ее личной мести. Но теперь, по неизвестным причинам, ты связана с другим человеком, и мы собрались, чтобы разорвать эту связь и направить тебя в последнее путешествие к Свету. Для того чтобы это свершилось, нужно сказать нам, где похоронены твои останки…
Клем бросил вопросительный взгляд на сидевшего напротив Данки:
— Ее останки?
— Мы должны найти ее могилу, — прошипел профессор, скорее себе, чем Клему, и встал перед мадам Зорайей. Лицо его словно окаменело: — Если хочешь, чтобы мы помогли тебе, отведи нас к месту твоего упокоения…
От лица мадам Зорайи отлила краска. Она пыталась пошевелить губами, но не могла. Из горла вырвался странный сдавленный звук.
— Беневоленс Данем! — властно воскликнул профессор, перегибаясь через стол и сжимая плечи мадам Зорайи. — Беневоленс Данем, где твоя могила?
Мадам Зорайя широко раскрыла рот, и в воздухе прозвенел злобный смешок, от которого волосы встали дыбом. Отчетливый злобный смех ведьмы.
Температура в комнате мгновенно понизилась. Взявшийся неизвестно откуда ветер пригибал огоньки керосиновых ламп. По комнате разлилось потустороннее сияние, в круге которого материализовалась Молчаливая женщина. Несмотря на отсутствие головы, было понятно, что она вне себя. Она бешено размахивала одной рукой, а другой по-прежнему прижимала к себе младенца.
— Не позволяйте ей коснуться вас! — крикнул профессор. Повторять не было нужды. Клем и Данки сорвались с мест и втиснулись в угол. Только мадам Зорайя, продолжавшая пребывать в трансе, по-прежнему сидела неподвижно. Но профессор Стеббинс стащил ее со стула и вжался в угол вместе с остальными.
Молчаливая женщина шаг за шагом продолжала наступать. Все прилипли к стенам и друг к другу, не видя пути к бегству. Она протянула руку. И когда пальцы уже шевелились в каком-то дюйме от искаженных страхом лиц, Молчаливая женщина вдруг круто развернулась, сбитая с толку и дезориентированная. Наконец она, похоже, потеряла силу и постепенно растаяла.
— О, черт, — всхлипнул Данки. — Ну и зрелище!
— Как говорит моя жена, кровь стынет в жилах, — пробормотал Клем.
— В некоторых случаях именно так и происходит, — добавил профессор Стеббинс, вылезая из угла, сначала опасливо, потом чуть смелее. — Прикосновение призрака слегка сворачивает кровь в месте контакта, сгущает ее и, собственно говоря, леденит, то есть замораживает. Под напором такой сгущенной крови может произойти разрушение кровеносной системы, вызывающее разрыв сердца, что придает жертве вид умершей «от страха».