Вот в этом вся Ланка: ставит все деньги на одну-единственную лошадь, и заявляет, что ей, в общем, все равно, пусть эта кляча хоть последней финиширует. После чего кобыла, натурально, приходит таки первой.
— Ой, смотри!
Я посмотрела туда, куда она показывала. Может, мне голову напекло и мерещится всякое, но, честное слово, в дальний от нас подъезд входила Натали собственной персоной. Сейчас она ничем не походила на выпускницу Смольного: сумка-мешок с длиннющей бахромой, джинсики с «решеткой» по бокам — для сквозняков, по жаре самое милое дело, сетчатая маечка, вместо косы — вольная грива, едва схваченная тремя-четырьмя яркими заколками. Да еще серьги цыганские, кольцами. На какое-то мгновение мне даже показалось, что я обозналась. Но в следующий момент поняла: даже если предположить, что обозналась я, у Ланки-то глаз профессиональный, а ведь именно она воскликнула «смотри!» Поэтому следует считать, что я видела именно Натали. Хотя уж ей-то в Доме Колхозника делать совершенно нечего.
— Забавно. Прямо «Место встречи изменить нельзя». Для полного комплекта не хватает еще твоей Оленьки, Ларисы Михайловны, ну и сама знаешь, кого.
— Не знаю, как насчет остальных, но Оленька должна, как пришитая, сидеть в студии. Я уже уволить ее пригрозила, если она и дальше будет такие же курбеты выкидывать. Чувства чувствами, но работа страдает.
Ланка достала телефон, потыкала в кнопочки. Студия не отвечала. На фоне свежепроизнесенной угрозы немедленно уволить Оленьку «если что» это выглядело особенно весело.
— Ладно тебе, как пришитая. В туалет-то она может выйти?
— Да, наверное, — задумчиво согласилась Лана Витальевна.
19.
Кто ходит в гости по утрам — тот поступает мудро.
Дж. Буш-младший
В Госстандарте меня обыкновенно поят чаем или кофе и вдобавок пытаются еще чем-нибудь угостить, что затягивает визит минут на сорок, а то и на целый час. В «защите потребителей» все происходит куда официальнее, и, как правило, на визит вежливости хватает десяти-пятнадцати минут.
В этот раз, однако, кроме формальной проверки готового текста, пришлось почти час обсуждать невероятного размера отчет о проделанной за истекший — не помню, какой именно — период работе: сколько обращений, сколько денег сберегли гражданам и вообще какие они тут замечательные. Да кто бы спорил! Конечно, замечательные. И ситуации у них случаются — пальчики оближешь! Забавные, интересные, а главное — поучительные.
Но рассказывать любознательному читателю о конкретных «делах» — это одно. А вываливать тому же читателю на голову ворох никому, кроме самих деятелей, неинтересной статистики пополам с самовосхвалениями — да меня же отдел рекламы голыми руками удавит. Тем паче, что читатель все равно не в состоянии оценить: полторы тысячи успешных дел — это много или мало? Повод ли это для гордости или, наоборот, всех увольнять пора? Да и стиль изложения в подобных отчетах не по зубам простому читателю.
И даже не поругаешься: они, то есть, деятели, а не отчеты, мне нужны — ибо информацию дают действительно полезную, — и я им тоже: даже строка такая в планах работы есть — «пропаганда и освещение деятельности организации в средствах массовой информации». Бобчинский и Добчинский, в общем.
Но даже чиновничьи капризы рано или поздно заканчиваются. После длительных дипломатических расшаркиваний: «только после вас, нет, только после вас» — удалось сократить отчет раз в десять и сделать его относительно понятным для обычного человека.
Выходя в коридор, я тихо благословила когдатошних строителей — Дом Колхозника полон прохлады в самую душную жару. Безо всяких там кондиционеров, просто конструкция такая. Уж не знаю, в чем тут дело: в толщине стен, высоте потолков, гигантских тополях, закрывающих фасад от прямых солнечных лучей, или же климат «регулируют» три колоссальные лестницы, пронзающие здание от фундамента до крыши. Во всяком случае, сквознячки возле лестниц гуляют неслабые. Конечно, с такими «вентиляционными шахтами» будет прохладно!
Широченные коридоры и громадные холлы Дома Колхозника обычно поражают пустотой — хоть в футбол играй. Мне всегда это казалось довольно странным. Что ж, народ из многочисленных контор весь сидит по своим закуточкам? Живых людей можно встретить разве что на лестнице, что ведет от главного входа. Вот там их много. Загадка природы.
Мне больше подходил вход, противоположный главному, так к автобусной остановке ближе — ведь куда приятнее передвигаться по пустым прохладным коридорам, нежели по пыльной жаре. Однако возле нужной мне «шахты» красовались два угрюмых милицейских сержанта. Впрочем, сержанты — это наугад. Я со своим иерархическим кретинизмом отличаю разве что рядового от генерала, и то лишь потому, что на генеральской форме финтифлюшек больше.
— Проход закрыт, проходите на соседнюю лестницу.
Вот еще новости! Это мне через половину этажа тащиться? А потом, уже по жаре, столько же возвращаться? Бомбу, что ли, подбросили?
— А что случилось?
— Что надо, то и случилось. Проходите, проходите, не скапливайтесь.
Я отправилась восвояси, пытаясь представить: может ли человек «скопиться», если он один как перст?
В первый момент уличный зной — по контрасту с прохладой внутри здания — показался даже приятным. Со второго момента я начала чувствовать себя курицей в гриле — каким боком ни повернись, отовсюду печет. Попробуй поразмышлять в таких условиях!
К лешему! Брошу журналистику, стану фабрикантом, начну производить шляпы с встроенным кондиционером: за одно лето миллионершей стану.
Вместо того, чтобы двинуться к автобусной остановке, любопытная я пробралась поближе к правому входу. Нет, ребята, это не бомба. Из милиции — всего один автомобиль. Из МЧС — ни одного. Никакого оцепления. Но у самых дверей — небольшая толпа. Должно быть, внутрь таки не пускают. Однако, если люди стоят, значит, и меня не прогонят, где двадцать человек, там и двадцать один.
На шаг в сторону от общего муравейника стояли две женщины. Одна, пухленькая не то дамочка, не то бабулечка — с нежно-розовым личиком и цикламеновым начесом на голове — нервно подергивала наброшенную на плечи вязаную кофту. В такую-то жару? Наверное, вахтерша, они вечно от сквозняков кутаются. На ее собеседнице красовался почти белый передник. Буфетчица! Отлично.
«Буфетчица» нервно курила и всем своим видом выражала недовольство:
— Сами не знают, чего им надо! Ну зачем буфет-то закрыли?! Середина дня, самая торговля, тьфу!
Я подошла поближе к сладкой парочке и с самым безразличным видом поинтересовалась:
— Что-то случилось?
— Дура какая-то с лестницы сиганула! А мы теперь стой, дожидайся, пока они все там обнюхают! Где я теперь план возьму? Они за меня сделают?
— Окстись, Лилька! Как у тебя язык поворачивается такое говорить? — одернула ее «вахтерша». — Тут беда такая, а ты…
«Вахтерша» сердито махнула на собеседницу маленькой ручкой и повернулась ко мне:
— Девушка с лестницы упала, с верхней площадки.
— Насмерть? — довольно глупо спросила я.
— Этажи-то шестиметровые, пол бетонный, где уж тут… Молоденькая совсем, волосы такие красивые. Рассыпались по полу, как живые. Ох, беда!
— И что, действительно сама? — не удержалась я от вопроса.
— Типун тебе на язык! Кто ж по доброй воле вниз-то прыгнет? Небось, на перилах посидеть хотела, а они и обломись. Ждала кого, ноги-то не казенные, а у нас ни стульчика в коридоре, ни скамеечки никакой, замаешься стоямши. А може, внизу кого увидала, нагнулась поглядеть, да вместе с перилами и рухнула.
Было очень сомнительно, чтобы кто-то из «местных» догадался опираться на перила, готовые вылететь из креплений от одного взгляда. Но я все же спросила:
— Тут работала, да?
— Да кто ж ее знает, у нас народу тыща! Приходют, уходют, все бегом, ладно, один поздоровается. Час назад мимо меня прошла, я еще подумала — экие они нынче бесстыжие, скоро вовсе без штанов пойдут. И вот надо же… Нехорошо я подумала, что ж, если мода такая, да жара, тут и без штанов пойдешь, чего мучиться, если все так ходют?