Мне миллион раз приходилось читать и слышать, что кто-то от потрясения «потерял дар речи». И вот впервые в жизни наконец узрела, как это выглядит. Сказать, что Лариса Михайловна побледнела — ничего не сказать. Она побелела. Но явственнее всего на «королевском» лице читался гнев.
Строго говоря, то, что я говорила, было некоторым преувеличением. Единственным «свидетелем» был Игорь Глебович, а он сообщил лишь, что в нужное время происходили последние интересующие нас изменения в бухгалтерской документации — а это вовсе не означало личного присутствия Ларисы Михайловны. Теоретически ковыряться в компьютерных файлах мог кто-то посторонний, вот только верилось в такую теорию слабо. Да и пальчики на ключе от черного хода… Разумеется, они, как я и сказала, могли быть оставлены и раньше — но с какой стати?
С полчаса в студии бурлили эмоции. Лариса Михайловна требовала оградить ее от моих отвратительных инсинуаций, я давила на психику и ежеминутно поминала «соответствующие органы», Ланка сохраняла нейтралитет и явно чувствовала себя не лучшим образом.
О своих ощущениях мне лучше умолчать. Да, я иногда умею быть очень… негуманной. Вот только чувствую себя при этом отвратительно. Не помню, кто сказал, что «порядочный человек — тот, кто делает гадости без удовольствия». Слабое утешение. Но — куда мне было деваться?
В общем, эти полчаса вряд ли можно отнести к самым приятным воспоминаниям моей жизни.
Может, не стоило упоминать про юного жениха и домик в деревне?
Лариса Михайловна как-то осела, поникла, нежно-розовый румянец поблек. После двухминутного молчания, занятого перекладывания все тех же бумажек она наконец еле слышно прошептала:
— Сколько вы хотите?
Вот это да! Вот это — бухгалтерский подход. Вроде как деньгами любую проблему можно разрешить — даже проблему «с летальным исходом».
После первого восторга мне, однако, подумалось, что тут что-то не так. Не давало покоя одно пустяковое на вид обстоятельство.
— Лариса Михайловна, скажите, пожалуйста, какое у вас давление?
— Какое давление? — она в недоумении уставилась на меня. Недоумение выглядело очень натурально.
— Обычное давление, артериальное. Систола, диастола…
— Сто десять на семьдесят, кажется… Вы что, издеваетесь?
Нет, я не издевалась, но «обстоятельство» действительно не давало мне покоя.
Ладно, медики сомневаются, когда была принята отрава: за полчаса или за три часа до смерти. Но, простите, клофелин — это что, нормальная принадлежность дамской сумочки (если, конечно, дама не гипертоник)? Предположим, Лариса Михайловна решила от Светы таким простым способом избавиться. Замечательно. А клофелин просто лежал себе в карманчике, ждал, когда понадобится, да? Если же госпожа бухгалтер запланировала все заранее, в том числе договорилась со Светой о встрече — так какого дьявола делать это в студии и вызывать огонь на себя? Огонь подозрений, то есть.
Нет, господа, чего-то не вяжется. Что бы там ни было, а купить Свету было проще, чем убить. А если из-за «жениха», то опять же — почему в студии?
И самое главное — Натали. Она-то явно погибла потому, что попыталась кого-то шантажировать. Чем? Только подозрением в убийстве, так?
И откуда в таком раскладе взялась Лариса Михайловна? Даже я со своей богатейшей фантазией, подобную ситуацию придумать не могу. Бред. Но говорить всего этого я, конечно, не стала, а сказала совсем другое:
— Ланка, тут денег предлагают! И ведь наверняка мало, а? Нас с тобой уж точно дороже встанет купить, чем Свету. А Свету предпочли убить…
На Ларису Михайловну было жаль смотреть. Уже не бледная, а какая-то зеленая, так что мне подумалось — не померла бы еще и она, грешным делом. Голос дрожит, губы трясутся — ужас!
— Я ее не убивала…
— Ага! — радостно подхватила я. — Она сама тут пришла и померла, другого места не могла выбрать. И Натали сама с лестницы свалилась…
— К-к-ка-кая Н-натали? — «железная леди» тихонько пискнула, сжала кулаки и… разрыдалась.
Это было так натурально, что я поверила. Ланка, по-моему, тоже. Рыдала госпожа бухгалтер очень убедительно. Ну не Сара же она Бернар!
Мы не стали звонить Ильину.
Мы разбили еще два стакана.
Мы заставили Ларису Михайловну выпить чуть не полпузырька валерьянки — короче говоря, справились с истерикой всего за десять минут. Явный рекорд. Жаль, что от Гиннесса никого рядом не было. Но нам и так хватило.
По версии Ларисы Михайловны события происходили в следующем порядке. В четверг, узнав, что Ланка собирается устроить себе выходной, она «одолжила» ключ от черного хода. В пятницу, часа в два, позвонила Оленьке, притворилась Машкой и наговорила всякой чепухи. Примерно в половине четвертого, убедившись, что в студии пусто, прошла черным ходом и принялась за «работу», то бишь за уборку «финансового мусора». К шести часам вечера «работы» оставалось еще минут на двадцать.
И тут явилась Света.
Лариса Михайловна в тот момент и не вспомнила, кто это такая, лишь подосадовала на помеху. Девушка объявила, что ей немедленно нужно поговорить с Ланой Витальевной — договориться о свадебной съемке, почему-то ей обязательно надо было, чтобы ее свадьбу фотографировала Лана Витальевна, иначе «никакого удовольствия». Услыхав, что Ланы Витальевны сегодня уже не будет, незваная гостья вначале не поверила, затем явно огорчилась, затем махнула рукой и сообщила, что «сойдет и завтра».
Лариса Михайловна, естественно, обрадовалась, но гостья, вместо того, чтобы немедленно удалиться, вдруг плюхнулась на ближайший стул, заявив, что ей «надо немного отдышаться», и попросила воды.
Выпить воду она уже не успела: после двух глотков выронила стакан, вылив на себя большую часть содержимого, и сползла со стула. Сперва Лариса Михайловна решила, что это обычный обморок — жара все-таки — и порядком разозлилась. Не к месту, не ко времени и вообще с какой стати?
Ни хлопанье по щекам, ни брызганье водой, ни ароматические эффекты результата не давали.
Минут через пятнадцать Лариса Михайловна забеспокоилась, что обморок какой-то слишком долгий.
Еще некоторое время спустя она поняла, что незваная гостья уже не дышит.
И впала в панику.
Проще всего было вызвать «скорую»: мол, пришла незнакомая девушка, потеряла сознание и никак в себя не приходит. Легче легкого было сказать, что в студию госпожа бухгалтер забежала по пути на дачу — за чем-нибудь забытым. Но… Перспектива обнаружить свое нелегальное тут присутствие Ларису Михайловну настолько пугала, что мысль о «забытом зонтике» ей просто-напросто не пришла в голову: казалось, все немедленно догадаются, зачем она сюда явилась.
Уже почти ничего не соображая, она оттащила тело за полотнища, собрала осколки стакана, нашла в себе силы, чтобы подчистить остатки «финансового мусора», выключила компьютер, протерла мышку, клавиатуру и дверную ручку. И — сбежала. Так быстро, как смогла. Забыв только положить на место ключ от черного хода. Единственное, что она не забыла сделать — запереть входную дверь.
Даже с трех прослушиваний я не нашла в этой истории ничего неправдоподобного. Ланка же, по-моему, и не пыталась прислушиваться.
Выпроводив Ларису Михайловну, я еще пыталась что-то обсудить:
— А если и врет, этого все равно не докажешь. И про Натали она явно не знала. Положим, Натали мог ликвидировать этот, «жених», но это уж совсем за уши притянуто.
Но Ланке, по-моему, все эти страсти уже просто стали поперек глотки.