26.
Чтобы носить очки — мало быть умным.
Надо еще плохо видеть!
Мартышка
Рыжий драндулет стоял впритык к подъезду. Никита легким толчком отправил меня внутрь и за всю дорогу до моего дома не произнес ни слова. Доехали, впрочем, быстро — минут за двенадцать.
Когда Ильин доставал из машины свою сумку, она — сумка, а не машина — явственно звякнула. Я промолчала. Не сговариваясь, мы свернули к ближайшему киоску, где майор купил двухлитровый пакет апельсинового сока и минералку.
Звякал, как оказалось, коньяк.
— Извини, токайского не завезли, но я думаю, и так сойдет, — меланхолически заметил Никита, сосредоточенно смешивая в высоком стакане коньяк, апельсиновый сок и минералку. Прямо бармен, честное слово! Я опять промолчала.
— Ну, докладывай, — потребовал «бармен», едва я успела снять пробу. — Как догадалась?
— А черт его знает! Все упиралось в то, что Света никому, по сути дела, не мешала. Это ей все мешали. То есть, она явно должна была быть убийцей, но никак не жертвой.
Ильин покачал головой:
— Ты давай по порядку. Я сравнить хочу. Жаль, я этого стола раньше не видел, не мучался бы так.
— Как же, мучался ты! Сравнить надо — так я и поверила! Да ладно, расскажу, мне не трудно. Поправь, если где не так. У девушки Светы имелся идиотский бзик на тему «замуж». Очень хотелось и очень старалось, но все никак не получалось. Уж не знаю, специально она залетела или случайно — на ситуацию это не влияет. Все так глупо, что не удивлюсь, если случайно. Но это, так сказать, преамбула. Теперь сама история. Девушка Света решила, что беременность — это самое то, что нужно для достижения желанной цели. Но в четверг нежданно-негаданно случилась трагедия — возлюбленный заявил, что ее брюхо вместе с содержимым его, возлюбленного, не очень касается, хотя по доброте душевной он готов помочь деньгами на аборт. А уже в пятницу она такая счастливая и всем рассказывает про будущую свадьбу. Значит, что? Либо уломала будущего папашу — слишком примитивно, и вообще не очень похоже на правду — либо сама что-то придумала.
— И что же?
— Сам знаешь! — огрызнулась я. — Раз девушка Света была убеждена, что ее амант такой весь благородный и именно благородство мешает ему семью оставить — значит, надо семью ликвидировать.
— Что, всю? — испугался Ильин.
— Зачем всю? Логика железобетонная: ежели жена помрет, понадобится для сыновей другая мамочка, а тут пожалуйста, уже есть. Из Светы, конечно, мамочка, как из кирпича рояль, но ей такая мысль и в голову не приходила.
— То есть, Света решила отравить Лидусю?
— Конечно! Можно было уже по клофелину догадаться, кто тут главный деятель. Ну, а дальше пошла легенда. Приходим к Лидусе — ах, я так перед тобой виновата, давай помиримся и все такое…
— Лидуся ведь могла ее просто с лестницы спустить…
— Не спустила же. Да и вообще вряд ли. Ты Лидусю видел, разговаривал, сам подумай — захлопнула бы она дверь или решила послушать, чего разлучница скажет?
— Решила бы послушать, — согласился Никита.
— Вот-вот. Да я думаю, что Света о таких тонкостях вообще не задумывалась. И все сработало. Раз бутылка принесена, значит, она будет выпита, так? Остается лишь дождаться, пока Лидуся куда-нибудь из комнаты выйдет, и налить ей в рюмку клофелин. Ампулу можно заранее приготовить. Надежнее, конечно, глазной вариант, там концентрация выше. Но эту технику ты лучше меня знаешь. А дальше делаем вид, что мы тут вообще ни при чем, книжки на полках разглядываем. И, естественно, видеть не видим, что, когда Лидуся возвращается на свое место, стол поворачивается. Заметить это опосля невозможно — стол круглый, рюмки одинаковые, бутылки Лидуся всегда на пол ставит, на столе, кроме рюмок, только коробка конфет, к которой никто не приглядывался. Так что, когда стол повернулся на сто восемьдесят, картинка практически не изменилась. Вот и все. Итог: у Лидуси — обычная водка, а отравленная рюмка — у самой отравительницы. Если бы не это дурацкое средство от аллергии, Света свалилась бы уже через полчаса-час, прямо на улице. А так действие яда растянулось на вдвое больший срок, так что Света успела и с разными людьми пообщаться, и в студию визит нанести.
— Ты не перескакивай, по порядку давай, — одернул меня Никита. Вообще-то я терпеть не могу, когда мне замечания делают, а тут и в голову не пришло обидеться. Хотелось уже закончить всю эту пакость, и поскорее.
— Да по порядку я, по порядку. Увидев, как Лидуся выпила отравленную рюмку — то есть, это Света думала, что там отрава, — девушка решила, что все теперь в полном шоколаде, страшно обрадовалась и начала с удовольствием доигрывать свою легенду. То есть, рассказывать всем ближним и дальним про счастливое замужество. Чистая демонстрация! Обрати внимание, кого она в качестве конфидентов выбрала: все сплошь люди, на которых она давно зуб точила. Так что умерла она счастливой.
Ильин взялся за коньячную бутылку, покрутил и поставил обратно.
— А может, это все-таки Лидуся твоя рюмки-то зарядила?
— Не-а. Во-первых, Лидуся врать не умеет. Она, когда врет, такой бред нести начинает — хоть святых выноси. Во-вторых, до такой конструкции ей в жизни не додуматься. Но главное — зачем? На самом-то деле это Витька боится, что у нее очередной взбрык обернется чем-то серьезным. А сама она кожей чувствует: при всех своих загулах никуда Витька от нее не денется.
— Что, так любит? — усмехнулся Никита.
— Ну, можно и так назвать. Наверное, любит… Да ты сам посуди — куда он от детей? Три сына, это вам не хухры-мухры!
— Действительно, три сына — это серьезно, — согласился удивительно покладистый сегодня майор. — А Натали? Или ты думаешь, что она тоже сама по себе упала?
— Вот чего не знаю, того не знаю. Это уже ее собственная история, к светиным экзерсисам почти не относящаяся. Единственная связь в том, что если бы Света была жива, у Натали не было бы возможности дергать за усы бешеных тигров. Сам знаешь — не буди лихо, пока спит тихо. Тут, конечно, бабка надвое сказала: сама Натали с испугу или от неловкости на эти перила оперлась или ее подтолкнули. Но законы физики подсказывают, что упасть ей помогли.
— И кто же, по-твоему?
— Думаю, что тот же, кто и по-твоему. Почему Натали вообще пришлось умереть? Потому что решила с Большого Дяденьки денег потребовать. Что обидно, денег-то хотела немного — буквально за день до смерти посещала риэлторское агентство на предмет улучшения жилищных условий, все предложенные варианты укладывались в десяток тысяч баксов. В общем, достаточно скромно. Ведь чем она могла шантажировать? Только подозрением в убийстве, так? Не аморальным же поведением! Света мертва, так что аморальное поведение кого бы то ни было можно лишь повесить на гвоздик и любоваться. Только обвинение в убийстве, не иначе.
— Погоди, — нахмурился Ильин, — но как она могла кого бы то ни было шантажировать обвинением в убийстве, если сама в этот момент со Светой не встречалась?
— А кто об этом знал? Она просто сочинила правдоподобную историю о встрече с лучшей подругой — или даже о телефонном звонке лучшей подруги — и наехала на того, кого это максимально напугает. Ей плевать было, на кого наезжать, понимаешь? Светиных приятелей Натали, несмотря на «ах, плохую память», знала, конечно. Если не всех, то большинство. Но среди них единственный человек, которого вообще можно было напугать, — господин Казанцев. Все остальные послали бы это милое создание в дальнюю даль, поскольку ничего им не грозило, кроме небольших неудобств, связанных с милицейскими расспросами. Нечего бояться было. И только Казанцев боялся не милиции, а собственных родственников: жену со всем ее семейством. И терял он больше всех. И доказать свою непричастность не мог. Как только начали бы копать, сразу бы всплыло, что из Москвы он вернулся в пятницу, а не в субботу. И алиби его такого рода, что лучше бы его вовсе не было. Только Казанцеву было неважно — действительно ли Наташа что-то видела, слышала, знает или она все сочинила. В общем, он единственный, кого можно было шантажировать.