Выбрать главу

Но — судьба хранит идиотов, а в особенности идиоток — ненаглядного удалось поймать с одного звонка. О да, не исключено, что это был вовсе не подарок судьбы, а напротив — ехидная ее ухмылка. Однако из соображений самосохранения разумнее считать, что подарок, все равно проверить «что было бы, если бы майор был в отсутствии» — как это проверишь?

Сказать, что мой звонок Ильина осчастливил, — это ничего не сказать. Не поручусь, что он там у себя на радостях сплясал джигу, — не видела, врать не стану. Но трубку телефонную он в порыве восторга точно повредил. Во всяком случае, что-то там у него хрустнуло. И предпочитаю думать, что в порыве именно восторга, а не иных чувств. Все-таки майор — удивительно темпераментный мужчина!

Но — сдержанный. В соседние камеры нас с Ланкой не посадили. Собственно, не только в соседние — совсем не посадили. Даже обидно несколько. И совершенно неинтересно. Много народу, много скучных вопросов.

Ильин, видимо, уже настолько привык к моей способности натыкаться на трупы (и иногда — буквально), что мое неправдоподобно своевременное появление в студии его, кажется, ничуть не насторожило. Зато — мало ему Ланкиной информации — всю душу из меня своими вопросами вытряс. По-моему, он был уверен, что я если и не убила эту девицу собственноручно, то как минимум отлично знаю и убийцу, и жертву. Или хотя бы жертву.

В конце концов я уже и обиделась:

— Знаешь, дорогой, вначале я еще была в себе уверена и могла присягнуть, что вижу эту особу впервые в жизни. Но, честное слово, чем дольше на что-нибудь или кого-нибудь смотришь — тем больше сомнений возникает. Я ее уже наизусть выучила, она мне месяц сниться будет. Ты меня еще полчаса поспрашивай, так я поклянусь, что знала жертву сто лет. Надо только придумать, откуда она мне известна.

Выраженье лица господина майора было спокойным — «как пульс покойника», по меткому выражению классика — вот это выдержка у мужика! Только глаза сузились. Романист девятнадцатого века написал бы: «Он прилагал немыслимые усилия, чтобы справиться с обуревавшими его чувствами». Я не романист и уж тем более не девятнадцатого века. Думаю, Ильина обуревало неодолимое желание плюнуть на нормы джентльменского поведения и тихо меня придушить…

Победили нормы.

— Проваливай! Понадобишься — найду.

Возмущению моему не было предела:

— Я Ланку не брошу!

— Вот и дожидайся ее где-нибудь там, — майор махнул куда-то в сторону Таймыра.

— Вот еще! Я все-таки главный свидетель или кто?

Вот вам. У него опыт, а у меня вся мировая энергия в одном отдельно взятом теле. Никита устало поинтересовался:

— И почему же ты главный свидетель?

— Здрассьте! — возопила я, надеюсь, достаточно искренне. — Кто тело обнаружил?

Взор Никиты Игоревича засветился смутным подозрением. Массаракш! Он-то всю жизнь считает, что я умная, а я тут дуру фирменную изображаю. И почему я всегда переигрываю?

Но нет худа без добра. Из ДК мы с Ланкой вышли вместе. Разыскали открытое кафе, хряпнули по коньячку и тупо уставились друг на друга.

— Ну, какие соображения?

Ланка помотала головой и махнула вторую рюмку, как воду, буркнув:

— Только матерные.

— Тебя хоть не подозревают? — я отхлебнула кофе. Великанова у нас — девушка крупная, а мне, тем более в жару, и пятидесяти граммов за глаза хватит.

— Да вроде нет, — протянула она. — Можно было тебе на амбразуру не бросаться, хотя все равно спасибо.

— Маргарита Львовна, тебе не объясняли в детстве, что врать грешно, а врать официальным представителям официальных же органов так и просто недопустимо? Это какую же амбразуру ты, радость моя, на этот раз закрывала?

Пластиковый стульчик подо мной явственно закачался. Ильин, точно как в старой пошлой поговорке, подкрался незаметно. Хотя, скорее всего, он и не подкрадывался, это мы, умные, ничего вокруг не видим. Вот он-то, ручаюсь, в один взгляд оценил все: и серые физиономии, и коньяк посреди белого дня — вообще-то Ланка предпочитает мартини, о чем Никита, правда, не знает, а я токайское с минералкой, о чем ему прекрасно известно. Поманил официантку, окинул нас синим взором и заказал три коньяка, апельсиновый сок и кофе.

— А ты не лезь в бабскую болтовню! — вскинулась я. Хотя чего уж там запирать конюшню, когда лошадей уже увели.

Стрела моя пролетела мимо. Майор, усмехнувшись, брякнул на стол перед Ланкой связку ключей:

— Там закончили. Кстати, Риточка, не кидайся на поиски профессионального взломщика, знаю я тебя. Замок там простенький, однако открывали, вероятнее всего, родным ключом. Вот первый, второй у секретарши, третий у Ларисы Михайловны, бухгалтера. Так?

— А у коменданта — или как они теперь называются? На случай пожара, наводнения и прочих эксцессов? — вмешалась я.

— Само собой, — устало согласился Никита. — Ящик размером вот с этот стол, и в нем куча железа. Нужный ключик мы нашли. Технические подробности можно опустить, но, похоже, комендантский ключ как в ящик попал, так там и лежал. Если тебя именно он интересует.

Никита Игоревич лениво вытянул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и расслабленно раскинулся в легком креслице, явно наслаждаясь отдыхом. Коньяк делал свое дело — отключал тормоза и пробуждал здоровые природные инстинкты. Глядя в прекрасные сине-зеленые очи, хотелось думать, что несокрушимый Ильин не устоял против моих колдовских чар — плюс жара, не забывайте — подтаял и начал, забыв о тайне следствия и служебном долге, подтекать информацией.

М-да, приятно, конечно, так думать, вот только откуда бы взяться колдовским чарам? На внешность не жалуюсь, но уж чего-чего, а неземной красоты за мной отродясь не водилось. Не кривая, не косая, не рябая — и все, из выдающегося только та самая «невероятная» шевелюра (что да, то да, люблю, горжусь и лелею, хотя она, кажется, сама существует, несмотря на все мои усилия) да ноги, «самые длинные в редакции». Все прочее вполне на уровне, однако отнюдь не потрясает. А главное — Никитушка ведь не сообщил ничего такого, чего я и сама не узнала бы в самом скором будущем. Информация-то — лишь руку протянуть да уши пошире открыть.

Причем желательно совсем пошире, чтобы ими еще и обмахиваться можно было. Ласковый май, черт бы его побрал!

На пыльном газоне дрых тощий серый котяра, чуть подальше, метрах в трех-четырех стайка воробьев сосредоточенно и шумно обследовала асфальтовые трещины в поисках съестного. Котяра на полмиллиметра приоткрыл левый глаз, терпеливо дожидаясь, когда пернатые окончательно привыкнут воспринимать его как элемент пейзажа и приблизятся на расстояние, позволяющее превратить едоков в еду.

Ильин пускал колечки, сосредоточившись на этом занятии, как на самом главном в жизни деле. Станиславский явно отдыхал и, возможно, даже вместе с Немировичем-Данченко.

Никогда не стоит недооценивать противника.

Ильин погасил сигарету и улыбнулся дружелюбнее миссионера посреди людоедского племени:

— Лана, у кого еще могло появиться желание сорвать ваш контракт с американцами?

— Вы меня уже спрашивали! — огрызнулась верная подруга.

Никита кивнул и сообщил воробью на нижней ветке:

— Вы рядом здорово смотритесь. Дама червонная и дама крестовая.

Наблюдательный, черт! Ланка темно-рыжая с золотыми прядями, я темно-русая, в каштан или в бронзу. Глаза у нее тоже темно-рыжие, у меня — непонятно, не то серые, не то голубые. В сочетании получается нечто жовто-блакитное. Или серебристо-золотое, кому что ближе.

— Никита Игоревич, я же не только вам, я и следователю все уже рассказала. Фотографов в городе много, бывает, что и завидуют друг другу. Модельных агентств тоже хватает, а это в большинстве случаев чистый эвфемизм — те же массажные салоны, только рангом чуть выше. Эскорт-услуги и далее по прейскуранту. Ну и за границу девчонок тащат — тоже якобы «модельный бизнес»! Так что без криминала точно не обходится — да вы лучше меня это знаете.

— А к вам или к вашим девочкам, не обращаются по поводу… м-м… эскорт-услуг?

Ланка поморщилась:

— Бывает, конечно. Но это уж они там сами решают. Я сразу сказала — это без меня.