— Эй, это точно лучше, чем «Чериос».
***
Большую часть дня я провожу в своей комнате, не зная, как ужиться с серийным убийцей, как будто все это чертовски нормально. Кэш принес мне несколько комплектов пижам с бирками, так что, по крайней мере, мне удобно. Я пыталась читать найденные книги, но не могла сосредоточиться на словах. Большую часть времени я провела на кровати, уставившись в потолок. Думала. Планировала.
Если Кэш намерен держать меня здесь, в плену, с разочарованной мыслью, что я ему небезразлична, то я должна хотя бы уметь использовать это в своих интересах.
Во время завтрака я заметила две камеры, установленные в гостиной и на кухне. Уверена, что их больше. Встревоженная, я понимаю, что в этой комнате тоже наверняка есть по крайней мере одна, хотя не вижу ничего. Интересно, они записывают звук? Если да, то это значительно облегчит мою работу.
Я подумываю о том, чтобы надеть один из более откровенных пижамных комплектов, которые купил Кэш, но не хочу переусердствовать. Вместо этого я выбираю пудрово-розовый комплект из шелковых шорт и кофты на пуговицах с коротким рукавом. Прежде чем выйти из комнаты, расстегиваю верхнюю пуговицу.
Кэш сидит за ноутбуком в старинном кресле у окна. На нем черные брюки и белая рубашка, золотая пряжка ремня сразу же привлекает мой взгляд к его промежности. Что он, конечно же, замечает.
— Нравится?
— Боже, ты такой озабоченный, да? — пытаюсь выглядеть немного жеманной и слегка раздраженной, когда прохожу на кухню.
— Детка, «озабоченный» недостаточно сильное слово, — его глаза скользят по моему телу, он облизывает нижнюю губу, и, черт возьми, бабочки порхают у меня в животе.
— Можно мне сделать чай? — спрашиваю я, стараясь не обращать внимания на голодный взгляд его глаз.
— Над раковиной справа.
Когда открываю шкаф, на первой полке стоят кружки, а на второй — коробки с чаем: Эрл Грей, Английский завтрак, ройбуш и ромашка. Все, как обычно. Решаю, чего хочу, когда тело Кэша оказывается в нескольких сантиметрах от моей спины, его дыхание обжигает мою шею. Он тянется над моей головой, прижимаясь торсом к моей спине, и мое сердце учащенно бьется.
— Этот — мой любимый. Я поставлю воду, — его резкое отсутствие заставляет меня схватиться за стойку для поддержки. Соберись, Харлоу. Это он должен волноваться, а не ты.
— Я могла сама дотянуться, — насмехаюсь и наливаю две кружки. Когда поворачиваюсь обратно, мое горло сжимается. В задней части брюк у него черный пистолет. Он пытается запугать меня? Ведь я не так быстро забыла ту прекрасную картину, которую он нарисовал, что произойдет, если я уйду. Или нам действительно угрожает такая опасность, что, несмотря на людей, которые, по его словам, стоят лагерем снаружи, ему все равно нужно иметь при себе оружие?
— Итак, чем ты занимаешься весь день? — я прислоняюсь спиной к острову и скрещиваю руки, но потом думаю, что лучше выставить свои лучшие достоинства вперед. На мне нет бюстгальтера, и когда я опираюсь ладонями на стойку, моя грудь виднеется через тонкий шелк. Тонко, но эффективно, судя по тому, как он поправляет брюки.
— Ты хорошо выглядишь.
Я не упускаю тот факт, что он проигнорировал мой вопрос, но все равно подыгрываю ему:
— Конечно, ты же подбирал наряд, — ме не нужно форсировать дразнящий, кокетливый тон.
— Вообще-то, Стелла.
Ох.
Он делает несколько шагов, чтобы сократить расстояние между нами, и я думаю, что он прижмет меня к столу. Однако вместо этого он зеркально отражает мою позицию на прилавке напротив.
— Конечно, на полу это будет смотреться лучше, — вот моя возможность.
— Да, насчет того, что ты сказал прошлой ночью… — я прикусываю губу и мямлю, как будто нервничаю.
— Какую часть? — он поднимает бровь.
— Та часть, где речь идет о столешницах, — я смотрю вниз на свои ноги, но, не желая переигрывать с робостью, поднимаю глаза и смотрю прямо в его затуманенный похотью взгляд.
— Не помню, — он отталкивается от стойки. — Расскажи подробнее, — его голос хриплый, и мне не нужно притворяться, что на моих щеках появился румянец.
— Причина, по которой ты сказал мне идти спать, — его присутствие приближается ко мне, хотя он не сделал ни шагу.
— Ты можешь лучше, — его рука находит мое бедро, и он медленно скользит большим пальцем по атласному материалу, пока его большой палец не касается моей кожи.
Я вздыхаю, отчасти для драматизма, а отчасти потому, что дышать становится все труднее.