— Ты сказал, что хочешь трахнуть меня на каждом дюйме столешницы.
— Черт, это звучит намного грязнее, когда слетает с твоих сладких губ, — его рука на моем бедре сжимается, и мне стыдно признаться, что я покачиваюсь в такт его прикосновениям.
— Ну, я заметила камеры. Если что случится, кто-нибудь еще увидит?
— Если бы они увидели, я бы их убил, — он говорит это так беззаботно, но я знаю, что это не фигура речи. — Это произведение кинематографического искусства будет только для моих глаз.
— Хм, — я смотрю в сторону и пытаюсь изобразить на лице легкое разочарование.
— В чем дело?
— Просто кажется, что без звука будет не так хорошо. Как упущенная возможность, — я пожимаю плечами, и дьявольская улыбка, которую он дарит мне в ответ, посылает жар по коже.
Он смеется.
— Почему ты думаешь, что там не будет звука?
— Во всех криминальных сериалах, которые я смотрю, никогда нет аудио на записях с камер наблюдения.
— Это не сериал. У меня первоклассная система безопасности, что означает потоковое цветное HD-видео и полный звук, — прежде чем я успеваю ответить, чайник начинает свистеть, и Кэш поворачивается, чтобы налить воду.
— Мне страшно, Кэш, — это не то, что я хотела сказать, но, тем не менее, вырвалось.
— Я знаю, но ты не должна меня бояться. И пока ты моя, не должна бояться никого другого, — я хочу возразить и сказать, что я не его. Я не гребаный объект, на который он может претендовать. Но говорю своему феминизму помолчать, потому что сейчас не время.
Не знаю, действительно ли я в безопасности — особенно рядом с ним — или нет, но я знаю, что он в это верит. Я вижу это по тому, как он нахмурил брови, пытаясь передать, насколько сильно он это понимает. Его глаза смягчаются в мольбе, чтобы я тоже поверила.
Может быть, это будет не так сложно, как я думала… Особенно когда он так смотрит на меня.
Я отталкиваюсь от края стола, прижимаясь к его груди. Чувствую, как сбивается его дыхание. Смотрю на него сквозь ресницы и нерешительно провожу пальцем по темной щетине на его челюсти. Его веки смыкаются.
— Посмотри на меня, — шепчу я, задыхаясь. — Обещай оберегать меня, Кэш.
— Всегда, — он заправляет прядь волос мне за ухо, и я поворачиваюсь щекой к его ладони, его дыхание снова становится прерывистым.
— Поцелуй меня, — все его тело напрягается от моих слов, но затем так же быстро расслабляется. Он наклоняется, чтобы встретиться с моими губами, а затем берет мое лицо в свои ладони.
Его поцелуй обжигающий, но нежный, он просто пробегает по моим губам, словно ожидая, что я отстранюсь. Когда я не отстраняюсь, нерешительность исчезает в мгновение ока, и он рычит, впиваясь пальцами в мою шею и челюсть. Я поддаюсь его напору, отвечаю с энтузиазмом, но пассивно, позволяя ему думать, что он контролирует ситуацию.
Он вжимается в меня тазом, и я издаю тихий скулеж. Он отвечает так, как я и ожидала, погружаясь в меня с еще большим голодом, посасывая и целуя мою шею. Я резко вдыхаю, и это не только притворство. На самом деле, его очень мало.
Он хватает меня за горло. Не угрожающе, а доминирующе, отчаянно, как будто жаждет контроля, но только если я позволю.
— Продолжай издавать эти сладкие звуки, и я правда буду трахать тебя на каждом дюйме этой стойки.
— Продолжай целовать меня так, и я, возможно, позволю тебе, — его челюсть напрягается, и я понимаю, что время пришло. Он как пушинка в моих руках. Он снова целует меня, глубокими, томными движениями губ, и я обхватываю его руками, прижимаясь к нему.
Мое сердце бешено колотится, и я молюсь, чтобы он не заметил разницы между тем, что он заставляет меня чувствовать, и предвкушением того, что я собираюсь сделать.
Одна рука скользит к нему спереди, чтобы отвлечь, будто я вожусь с застежкой. Другая рука пробирается дальше назад, чтобы обхватить рукоятку пистолета, спрятанного у него на поясе.
Моя рука не дрожит, это кульминация недель стараний и еще большей душевной боли. Я выхватываю пистолет и прижимаю к его грудной клетке.
Он поднимает руки с ухмылкой.
— Черт, детка, тебе нравятся ролевые игры, да?
— Выкуси, — рычу я и поворачиваюсь так, чтобы больше не упираться в поверхность стола. Я делаю несколько шагов назад, держа пистолет крепко и уверенно обеими руками и целясь прямо в его гребаное сердце. Почему-то под дулом пистолета он выглядит более расслабленным, чем когда я просила его поцеловать меня.
Что за гребаный псих.
Я тяжело сглатываю и делаю глубокий вдох.
— Знаешь, что мне кажется невероятным? Ты даже не помнишь меня. Ты был в такой кровавой ярости, что я стала несущественной деталью на заднем плане. Момент, который преследует меня мучительными кошмарами и постоянным чувством вины, а ты даже не запомнил.