— Ты знаешь, это уже перебор. И совсем не смешно. Какой-то психиатрией попахивает, тебе так не кажется?
— Попахивает красками. Не волнуйся, это не то, что ты подумал. В психушку мне пока рано. Эти красные дорожки — вены. Скоро они превратятся в руки, тянущиеся к голове. Ну головы пока нет, есть только жирные брови твоей девушки. Они меня и вдохновили на рисование этого портрета.
— У нее нормальные брови.
— Да прям. Присмотрись. Брежнев отдыхает.
— У тебя здесь три Брежнева.
— Не утрируй. Когда я закончу этот портрет пригласи ее к нам на ужин, я хочу подарить его ей, — из меня вырывается откровенный смешок. Мне по морде двинули впервые за тридцать пять лет, а она еще про ужин талдычит. Ну-ну. — Не вижу ничего смешного, — обиженно бросает дочь. — Портрет будет нормальным, а не то, что ты себе надумал.
— Да я тоже не вижу ничего смешного. Расслабься. Иди сюда, — беру за руку дочь и тяну на край кровати. — Нам надо поговорить, Ник.
— Все и так ясно. Хотя… почему она? Ну она ведь молодая. Слишком. Таким нужны только деньги, — да, действительно, почему она? И вообще какого хрена мы снова говорим об Ане?
— Ее отец — владелец строительный фирмы. У Ани очень обеспеченная семья, если не сказать больше. Деньги ей от меня точно не нужны, — кажется, это единственное, на что хватает моей фантазии.
— Тогда вообще непонятно. Чего она к тебе прилипла?
— Она ко мне не липла. Это скорее я… к ней липну.
— Да быть такого не может.
— В смысле?
— Ты другой. Ты не можешь вестись на молодушек и заниматься с ними в кабинете… тем, чем бы не стоило. Все должно было быть не так, — разочарованно выговаривает Ника, переводя взгляд со своих рук на меня.
— Ты серьезно? Может, еще скажешь, что я святой?
— Зачем ты утрируешь? Одно дело быть с какими-то женщинами, потому что ты мужчина и тебе это надо, и совершенно другое представлять мне какую-то малолетку, от которой ты еще и детей планируешь завести. Откуда она вообще взялась?
— Она моя студентка, — не задумываясь, отвечаю я.
— Пипец! Папа, блин. Ты чё вообще с ума сошел?! — возмущается дочь.
— Есть немного. Но закон на моей стороне. Точнее, я его не нарушал, — я всякое мог ожидать, но точно не то, что через несколько секунд Ника, сжав кулаки, начнет плакать. Ну приплыли. Когда закончатся эти говнодни?! — Ник, — притягиваю ее к себе за плечо. — Прекрати. Ну чего ты плачешь?
— Ты не понимаешь. Я была уверена, когда ехала к маме, что вы снова сойдетесь, как только мы с ней вернемся. Да, я дура. Но я так думала. Хотела. А сейчас я вдвойне дура, потому что ведусь на мамины речи. Она манипулирует мной, я понимаю это. Но ничего не могу с собой поделать. Не получается, — на одном дыхании произносит дочь, вытирая тыльной стороной ладони дорожку слез. — Когда-то давно я смотрела дебильную программу с семейными разборками и всегда фыркала, когда дети, которых хотели забрать в детский дом, говорили, что их мама все равно лучшая и они хотят жить с ней, несмотря на то, что их мамаша полная алкоголичка! Полная. Конченая. Кроме водки и собутыльника такой уродке ничего не было нужно. Я вообще не понимала, как они могут ее любить. Да еще и тянутся к ней, как будто медом намазано. Мама — не такая, но я в состоянии понять, что ей на меня так же плевать, как и той алкашке. Я ей просто не нужна. Точнее нужна, но для других очевидных целей. Я ведь все понимаю. Все, папа. И ведусь как конченая дура. Как так можно? — высвобождается от моей руки и прикладывает ладони к лицу. Да, к такому я не был готов. — Рано или поздно она уедет. Я это понимаю. Ради меня она здесь жить не будет, как бы я к ней ни тянулась. Раньше у меня был ты и сомнительная мама на расстоянии. А что теперь? Она такая же сомнительная, скоро уедет, а ты с какой-то девкой. У меня никого нет.
— Ник, ты вроде бы такая умненькая, а глупости несешь с размахом. Про твою маму мне трудно говорить объективно. Время все расставит на свои места. Ну а я разве куда-то делся? Наличие женщины в моей жизни, пусть и постоянной, с возможным рождением детей, не отменяет того, что ты моя дочь. Куда я денусь, глупенькая?
— Это ты сейчас так говоришь, когда у тебя еще работает голова. Девки сейчас ушлые пошли, оглянуться не успеешь, как ты превратишься в другого человека, — несколько секунд смотрю на дочь, и вдруг понимаю.
— Это моя фраза, адресованная некогда Егору.
— И что? Я живу в этом доме и впитываю в себя все как губка, к тому же у меня память хорошая, — шмыгает носом. — Это не отменяет того, что… это правда. Про ушлых девок в смысле, — не хватало мне еще «губки» в женской вариации меня.