Выбрать главу

— Вы это специально?! — возмущенно бросаю я.

— Да, — как ни в чем не бывало отвечает он. — Я тебе русским языком вчера сказал, как надо выглядеть на моем отделении.

— Нет таких правил в больнице. Нет! — громко повторяю я, хватаясь за тушь. Возможно, я камикадзе, но это еще больше раззадорило меня навести реальный макияж. Ну и духи. Обязательно ими воспользуюсь. Вот прямо в его машине.

Правда, в этот раз я была более осторожной. И воспользовалась тушью только тогда, когда мы остановились на светофоре.

— Да, — многозначительно протянул Лукьянов. — Тяжело тебя придется по жизни, Анечка. Тебя в детстве родители не били?

— Конечно же, нет.

— Оно и видно. Но все впереди. Нос не чешется?

— Нет.

— А все равно битой будешь ходить.

— Это угроза?

— Скорее, предположение.

— Ну-ну, предполагайте, — достаю из сумочки флакон с туалетной водой и демонстративно наношу на шею и запястье.

— Это ты зря.

* * *

— Ты точно запомнила анамнез заболевания? — нависая надо мной, уже в третий раз переспросил Богдан, спасибо бейджику, Владимирович.

— Да.

— Повтори.

— Что здесь, блин, повторять? Пациент не в адеквате. Просто переписать все с блокнота на компьютер.

— Я твои каракули не разбираю.

— Ну на то они и мои. Я все поняла: контакт с больным затруднен в виду когнитивных нарушений. Анамнез собран со слов дочери больного. Ухудшение самочувствия с третьего июля в виде малопродуктивного кашля, ломоты во всем теле и повышение температуры тела до 38,9С. Утром, седьмого июля, в связи с ухудшением состояния, дочь больного вызвала скорую медицинскую помощь. Тра-ля-ля-ля был доставлен к нам.

— В виде сухого кашля, преимущественно в вечернее время. В течение трех дней принималась следующая лекарственная терапия: амоксиклав два раза в день по одной таблетке утром и вечером, а также отхаркивающие средства в виде сиропа и таблеток. Названия препаратов дочь не помнит. Врача не вызывали, лекарственные препараты принимались без назначения врача. Утром, седьмого июля, в связи с чем она вызвала скорую? — раздраженно бросает Лукьянов, наклоняясь к моему уху. Ощущение, что он мне сейчас его откусит. Без мочки уха я буду безусловно не так красива.

— В связи с ухудшением состояния.

— Что у него ухудшилось? Зрение? Слух? Понос настиг?! — чуть ли не орет в ухо, вызывая уже реальный страх.

— В связи с сохраняющейся температурой тела до 39,0C. Вы не могли бы мне так не кричать в ухо, — перевожу взгляд на его лицо, шумно сглотнув слюну. — И не дышать так близко.

— Мог бы. Но мне так больше нравится. В связи с сохраняющейся температурой тела до 39,0С и непрекращающимся сухим кашлем. А дальше твое тра-ля-ля куда он был доставлен. Ты все запомнила?

— Да, — закрываю глаза, не в силах на него смотреть.

— Не забудь указать в эпиданамнезе, что у него гепатит С.

— Хорошо. Укажу.

— Я пойду в нашу реанимацию. После того, как заполнишь, дуй в десятую палату опрашивать нового больного. Потом пойдем вместе. Осматривать его без меня не надо. Ты все поняла?

— Да.

Как только Лукьянов вышел из кабинета, облегченно выдохнула. Чувствую себя самой настоящей тупицей. А ведь я не тупая и много чего знаю. Как так получается, что я выгляжу какой-то двоечницей с куриными мозгами? Обидно и противно от самой себя. Как, блин, собраться и хотя бы выглядеть увереннее?

— О, ты тут. А я тебя везде ищу. Трубку не берешь, — перевожу взгляд на Юсупова и меня накрывает волной злости. — Ты как?

— Прекрасно, — зло бросаю я. — Если бы мне кто-то еще не подсыпал что-то в напиток, вообще было бы круто.

— Ань, да никто тебе ничего не подсыпал. Ты на меня, что ли, думаешь? Это тебе Богдан сказал?

— Нет. Сама догадалась.

— Что за бред? На кой черт мне это надо?

— Понятия не имею. На мне были чулки. Куда они делись, ты не подскажешь?

— Мне откуда знать? Тебя Богдан раздевал, а не я.

— Он их не снимал.

— Тебе-то откуда знать?! Ты в отрубоне была.

— Я знаю, что это не он. Вопрос, кому понадобились мои чулки, остается открытым. Как и то, что ты, зная, что со мной случилось, мог бы и поинтересоваться потом моим самочувствием. Однако, не срослось.

— Меня Богдан в дом не пустил.

— Ой, бедненький какой. Где ночевал?

— Ты мне не веришь?

— Нет, — грубо произношу я, а сама смотрю на Юсупова и млею от его глаз. Блин, как избавиться от этого?