— Коль мы на интимные темы будем общаться, хотелось бы, так сказать, сродниться. Расскажите мне, Анна Михайловна, о вашем первом половом опыте, — резко перевожу взгляд на Лукьянова, который как ни в чем не бывало смотрит на меня.
— Что же вы застыли, Анна? — не скрывая улыбки, выдает Лукьянов.
— О первом половом опыте… Кажется, это был паркет. Или ламинат. А может в один день паркет и ламинат.
— Мы с вами безусловно сработаемся, Анна Михайловна. Я готов, — смеясь, произносит мужчина и тут же убирает одеяло. Резко опускает штаны вместе с трусами вниз, так, что я даже не успеваю у него ничего спросить. Мать моя женщина, к такому меня жизнь не готовила…
Глава 11
Жизнь не готовила, а вот я, по воле случая, подготовилась. Хотелось бы сказать, что не бывает таких удачных совпадений, но вот оно смотрит на меня — искривленный по самое не могу, любимый мужской орган. Болезнь Пейрони. Трам-пам-пам. Знала бы я об этой болезни, не проштудировав вчера кучу литературы? Конечно же, нет. Никогда бы не подумала, что буду рада в живую видеть это, еще и со столь специфичным внешним видом. Поворачиваюсь к Лукьянову и не могу скрыть улыбку. Тот, кажется, не ожидал от меня такой реакции. Ну сейчас я так блесну знаниями, что ты и вякнуть не сможешь. Сам поди меньше меня знает в этом вопросе. А Анечка постаралась. Анечка — молодец. Анечка полночи про сардельки с почками читала. И по ходу у Анечки и вправду шизофрения. Да ладно, пофиг. Мадлен, твой выход.
— Богдан Владимирович, у вас случайно нет транспортира?
— Мадлен, будьте добры, передайте Анне, чтобы она вернулась в это грешное тело и свои маленькие игры с транспортирами оставила для вечера. А сейчас проводите опрос, ну и раз пациент разделся, параллельно осмотр.
— Вы удивитесь, Богдан Владимирович, но для осмотра он мне и нужен.
— Линейка и транспортир есть у меня, — радостно произносит наш пациент, потянувшись к полке. — Карандаши еще есть и циркуль. Циркуль не нужен?
— Острые предметы Анне Михайловне лучше вообще не давать.
— Мне будет достаточно транспортира, — как можно вежливее произношу я.
Еще бы знать как правильно пользоваться этим самым транспортиром. Это не должно быть сложно, тем более я в перчатках. Просто приложить.
— Скажите, Анатолий Викторович, как давно вы заметили искривление?
— Эмм… я его особо и не замечал. Есть и есть. Давно, наверное.
— Вы потеряли длину, если да, то насколько?
— Длину? Не, не терял я вроде длину. У меня просто все опухло и болит, — странно, но никакого отека и воспаления я не наблюдаю.
— Мочеиспускание затруднено?
— Нет. Но часто хожу.
— Эректильная дисфункция? — мать моя женщина, если я правильно измерила угол, он аккурат шестьдесят градусов. А это уже граница тяжелого искривления.
— Нет.
— Значит жалуетесь только на боль и отек, я правильно понимаю?
— Да.
— В покое? Или во время коитуса?
— Эм… в покое.
— Анатолий Викторович не в курсе, что такое коитус, надо бы изъяснять более доступным языком, это вам на будущее, Анна Михайловна.
— Да, извините, — начинаю пальпировать его детородный орган на наличие бляшки. И вот надо было мне взглянуть в этот момент на Лукьянова.
— А сейчас, что вы делаете, Анна Михайловна? — кажется, я впервые вижу на лице Лукьянова удивление и даже…растерянность.
— Ищу бляшку.
— Бляшку?
— Да. Вот она, кстати, примерно три-четыре сантиметра. Можете сами нащупать. Угол искривления приблизительно шестьдесят градусов. Это уже тяжелая степень болезни Пейрона. Ну или граница средней и тяжелой. Дополнительные методы исследования покажут более детально. Скажите, Анатолий Викторович, у вас есть какие-нибудь хронические заболевания? — перевожу взгляд на пациента. — Сахарный диабет, аутоиммунные патологии? Патологии сердца.
— Знать не знаю. У меня только она болит, — переводит взгляд на пах. — И все.
— Она?
— Анна Михайловна, у Анатолия Викторовича болит и отекло то, что вы могли повредить в церкви одному очень хорошему человеку, — резко поворачиваю голову к Лукьянову. — А тот орган, с которого вы не отводите взгляда и рук, не замечая ничего вокруг, его не беспокоит. Оглянитесь, дорогая, вокруг и услышьте то, о чем вам говорит Анатолий Викторович.
— Scrotum?
— Она самая.
Шумно сглатываю, переводя взгляд на пациента. Блеснула называется знаниями. Хуже всего, что взглянув на многострадальную Scrotum, я не увидела никакого отека. И все, запал прошел. Ощущение надвигающейся пятой точки — добивает…