Папа всегда говорит, что самое худшее состояние человека — это когда он не знает чего хочет. Теперь я понимаю, что он абсолютно прав. Я всегда знала чего хочу. А если нет — объедалась сладким и все приходило в норму. Сейчас же меня в прямом смысле слова ломает от того, что я не знаю чего хочу. Зачеркиваю дни в календаре, радуясь, что осталась всего неделя практики, и тут же вгоняюсь в депрессию от вопроса «А что дальше».
Встречаться с Егором я не хочу. Хуже всего, что я соглашаюсь идти к нему домой, в надежде, что меня там застанет сам Лукьянов. Вот только трижды вылазки к Юсупову заканчивались отсутствием старшего брата и моим нелепым, совершенно детским поведением. Совесть жрет с неимоверной силой, однако, исправить ничего не получается. Фактически я использую Егора для… а для чего, собственно?! Мне даже в мыслях страшно себе признаться в том, что Лукьянов мне небезразличен. Это, блин, немыслимо. Но тем не менее, это так. Он же сволочной, надменный, да просто козел! В конце концов, он старый для меня. Ну не старый, но… блин, ну как же так, Господи?! Чувство такое, как будто меня переехал поезд. Вроде руки и ноги на месте, но подняться с рельс тупо не могу.
— Аня, — резко поднимаю голову от подушки, наблюдая за тем, как мама садится ко мне на кровать. — Ты чего?
— В смысле?
— Я зову тебя, а ты как будто не здесь.
— Да так, о своем задумалась, — сажусь на кровати и протираю заспанные глаза.
— Ты помнишь, что мы уезжаем?
— Разумнее было бы сказать, что помню, но нет… не помню.
— Мы к Потаповым на выходные.
— Точно. Вылетело из головы. Саша остается со мной.
— Да. Я тебя вообще-то закрыться звала. Он куда-то ушел, точнее сбежал, поэтому ты снова за старшую.
— Хорошо.
— Ань, точно ничего не случилось? Что с тобой? Ты ведь уже встречаешься с Егором, на практике все более-менее нормально, что с тобой такое?
— Ничего. Ничего не случилось.
— А чего ты такая дерганная? Ей-Богу, если бы не знала, сказала бы, что ты принимаешь что-то запрещенное.
— Не принимаю. Но тянет к запрещенному. Сильно тянет.
— Ты сейчас о чем? Не пугай меня, пожалуйста.
— Ой, мам, это не то, о чем ты подумала.
— Ну так скажи то, о чем я не думаю.
— Меня тянет к человеку. Сильно тянет. Как хронический ринит к ксилометазолину.
— Странное сравнение, доча. Нехорошее.
— Ничего не странное. Объективное. Все так и есть, хронический ринит — это плохо. А ксилометазолин вреден. Его нельзя постоянно применять, понимаешь? Семь дней и все. Дальше слизистой носа кранты, — перевожу взгляд на маму.
— Ты переработала, Анют.
— Да нет же.
— Да да же. Сравнивать влюбленность с болячкой, а объект влюбленности с вредным лекарством — это ненормально, — влюбленность… Господи, как же это дико звучит по отношению к… ксилометазолину. — Что такого плохого в этом мальчике?
После "мальчика" из меня вырывается нервный смешок.
— Аня?
— Он брат Егора. И, кажется, я встречаюсь с Юсуповым только для того, чтобы позлить… ксилометазолин.
— И в чем проблема расстаться с Егором?
— Не знаю. Мне его жалко. Он хороший. Он как гематоген. Безвредный в малых количествах. Сладкий, но… невкусный.
— А ксило… как там его, вкусный?
— Да кто его знает. По идее горький. Но нос-то раскладывает. И дышать становится легче, — шумно выдыхаю, закрыв глаза.
— Только не воспринимай в штыки, — тянет ко мне руку и поправляет спутанные волосы. — У тебя с Егором что-нибудь было?
— Если ты интересуешься спала ли я с Егором, то нет — не спала. Я все ещё перезрелая девственница, — саркастично отмечаю я, распахнув глаза.
— Тогда не вижу проблемы. Ну повстречалась с одним братом на уровне невинных целовашек. Нет здесь никакого криминала. Вот если бы у вас были серьезные отношения — это другое. В чем проблема расстаться с Егором и начать с ксило… как там его?
— Это бред, мама.
— Бред то, что ты сейчас несешь. Ты так и не ответила, что не так с этим парнем?
— Я не знаю. Наверное, все так.
— Тогда тем более расстанься сегодня же с Егором. Одной проблемы будет меньше. А дальше уже будешь плясать от этого. Не надо использовать кого-либо в корыстных целях. Добром это не закончится.
— Ты права. Я сегодня с ним расстанусь. Чего тянуть.
— Ну вот и правильно.
— Иди, мам, у меня все будет зашибись. Вот «Захер» в одну харю съем и все сразу встанет по своим местам.
— Не ешь целый.
— Ладно, только половину, — улыбаясь, произношу я, а самой совершенно не смешно.