Встаю с места и подхожу к холодильнику. Достаю первый попавшийся пакет с замороженными овощами и прикладываю его на рассеченную бровь Егора. Лукьянов появляется буквально через пару минут. Он не только прихватил с собой необъятных размеров аптечку, но и успел переодеть джемпер на простую белую футболку. Садится напротив брата и тут же убирает заморозку на подбитый глаз Юсупова. Поворачивается ко мне и бегло бросает:
— Возьми мясо из морозилки.
— Зачем?
— А ты как думаешь?
— Вы предлагаете готовить сейчас вам мясо?!
— Я предлагаю взять тебе мясо и приложить к щеке, Аня, — сквозь зубы цедит он, шумно выдыхая. — Или тебе еще и голову отбили?
— Может и отбили, — обиженно отвечаю я.
Самое дурацкое, что я даже забыла о том, что меня ударили. И жутко. Жутко обидно от того, что невооруженным взглядом видно — Лукьянов меня на дух не переносит. Однако, несмотря на неприкрытую ко мне неприязнь, он встает с места и подходит сам к холодильнику. Достает оттуда заморозку и обернув ее полотенцем, подносит к моей щеке.
— Спасибо, — чуть хрипло произношу я несвойственным мне голосом.
— Черт, поаккуратнее можно?! — возмущенно бросает Егор, как только Лукьянов возвращается к обработке его брови.
— Не скули, не девка. И в клинику все равно придется ехать. Голову твою неясную просветить.
— Нике будешь указывать, что делать, а мне это на хрен не сдалось. Я сам знаю, что мне нужно, а что нет.
— Егор, прекрати. Тебе и вправду надо сделать снимки, — принимаю какую-то жалкую попытку его приструнить.
Дабы отвлечься, начинаю блуждать по кухне взглядом и первое, что я замечаю на столе — бутылку с виски и стакан, на дне которого остатки алкоголя. Судя по количеству напитка в бутылке, выпил Лукьянов немного. Однако — пил. И, наверное, продолжил бы это делать, если бы не мой звонок.
— Не хочешь заштопать Егора, а, Аня? — перевожу взгляд на Лукьянова, прожигающего во мне дыру.
— Я не умею, — честно отвечаю я.
— Я — тоже, — улыбаясь, произносит он. — Егор, быть тебе со шрамом, но девочки сие любят.
— Переживу.
А вот дальше произошло что-то из разряда ненормального. Стоило только Лукьянову начать обрабатывать рану, как меня повело. Сердце забарабанило так, словно я пробежала три километра без передышки. А когда он стал зашивать бровь Егора, во мне реально что-то перещелкнуло и мозг тупо расплавился. Я — больная на голову. Вместо того, чтобы думать о состоянии Юсупова, я пялюсь, нет, не так, я тащусь от того, как ловко мой мучитель зашивает бровь Егора. Смотрю на его уверенные движения и таю как мороженое на солнце. Боже, я конченая мерзавка. Как можно так встрять?! Закрываю глаза и пытаюсь избавиться от свалившегося наваждения, только беда в том, что тело живет своей жизнью и взгляд так и тянется к рукам Лукьянова. Ну нет в нем ничего такого! Он меня унижал и унижает. А ногти?! В конце концов, вспомни, Озерова, что по его прихоти пришлось сделать со своими ногтями. Блин, ну какого лешего меня так ведет?! Закусываю до боли губу и шумно вдыхаю, пытаясь прийти в себя.
— Ближайший туалет слева от кухни.
— Что? — растерянно бормочу я, смотря на Лукьянова.
— Облегчиться можно там, Аня. На моем стуле испражняться не надо, — с усмешкой добавляет он, вызывая во мне желание избить его со всей силы.
— Я ничего такого не делаю, — зло бросаю я и перевожу взгляд на, как ни странно, улыбающегося Егора.
— А ощущение, что ты еле сдерживаешься.
— Это она за меня переживает, — с улыбкой произносит Егор, подмигивая мне опухшим глазом. Мда… и тем не менее комментарий Егора привел меня в относительное чувство и больше ни на чьи руки я не пялилась.
— Ну все, готово. Пойдем в ванную, тебе надо умыться и одеться. Полежишь полчаса, потом поедем в клинику. А ты, Аня, сиди здесь. Я сейчас приду, — Лукьянов в этот момент помогает привстать Егору.
Провожаю их взглядом и понимаю, что все. Надо заканчивать со всем этим. Буду полной мерзавкой, но завтра же все скажу Юсупову. Нельзя мне больше здесь появляться. Просто нельзя. И больничный возьму завтра же.
— Знаешь кто ты, Аня? — поднимаю взгляд на вошедшего Лукьянова.
— Не знаю, но представляю.
— Не представляешь, — подходит к раковине и начинает мыть руки. А затем резко поворачивается ко мне и впивается взглядом. Становится не по себе. Так не по себе, что я начинаю оправдываться.
— Это могло случиться, где угодно и с кем угодно. Я никого не провоцировала, ясно?