— Ясно, — хмыкая, произносит он, промакивая руки бумажным полотенцем. Подходит ко мне и садится на стул напротив меня. Кладет мою ногу к себе на колено и без церемоний начинает доставать остатки стекла. — Редиска ты не прополотая, Аня, — неожиданно произносит он, вызывая во мне что-то наподобие ступора. — Кстати, я тебе говорил, что платье на тебе сегодня просто ужасное?
— Да. Только что, — как можно спокойнее произношу я, а самой хочется банально расплакаться. Козел! А ведь я была уверена на сто процентов, что ему понравится. Все закрыто. Мило. Прилично, в конце концов.
— Ну так повторяю. Платье просто ужасное. Это даже хуже, чем бабки в деревнях одеваются. Ты о чем вообще думала, когда его надевала?
— О том, что оно должно вам понравиться, — не задумываясь, честно отвечаю я.
— Мне не нравится. В таком только в гроб ложиться. Можешь смело его снять и использоваться вместо тряпки для мытья пола.
— Вам бы только пол помыть, — закатываю глаза.
— Женщина так-то для этого и нужна.
— Попахивает чем-то, вам не кажется?
— Я бы, конечно, мог сказать, что тебе надо помыть ноги и сделать педикюр, но ноги у тебя пахнут хорошо, ногти тоже в хорошем состоянии. В общем, не вонючие. А тебе чем-то попахивает, Анна?
— Да. Домостроем головного мозга. Теперь понятно почему у вас нет жены, — не знаю, как из меня это вырвалось. Однако на мой комментарий Лукьянов лишь усмехается. Я бы сказала, не зло.
— Не стесняйся, снимай платье. Я потерплю тебя в белье.
— Да что вы? Прям потерпите?!
— Потерплю, что ж делать. Лучше в белье, чем в этом монашеском убожестве, — брезгливо обводит меня взглядом.
— А я без белья, — с вызовом бросаю я, пытаясь уловить эмоции на его лице.
— Таки сгрызла моль. Кстати, надо тебе тоже голову просветить. Сильно шарахнули? — приподнимает мою ногу чуть выше, всматриваясь в место прокола.
— Не помню, — прикладываю руку к затылку. — Вроде не болит.
— Да было бы чему там болеть.
— Вы решили словесно отыграться за двухнедельное молчание?
— Разве? А я молчал?!
— Почти. Вы были просто нормальным.
— Большое упущение с моей стороны. Оставшееся время твоей практики я наверстаю ненормальность.
— Ну, неделю я уж как-нибудь потерплю.
— Неделю? — переводит взгляд на мое лицо.
— Вообще-то да, осталась неделя.
— Я тебе неуд поставлю. Будешь ходить еще месяц.
— Шутите?!
— Не знаю. Время покажет, — тихо произносит он, едва заметно улыбаясь. Тянется к аптечке и, достав большой пластырь, наклеивает мне на ступню. И вроде бы все — нога обработана, а убирать ее не хочется. Собственно, Лукьянов и сам не спешит это делать. Молчит, положив ладонь мне на щиколотку. В какой-то момент здравая часть меня все же проснулась.
— Вы не могли бы дать мне тапочки? Мне надо как-то дойти до дома.
— Мог бы.
— Но не дадите, — заканчиваю за него, откладывая заморозку в сторону.
— У тебя неверное представление обо мне, Аня, — встает со стула и направляется к выходу. Через пару минут возвращается с новыми одноразовыми тапочками. — Пошли, отвезу тебя домой.
— Тут близко. Я сама дойду пешком.
— Я сама, это не про тебя, Аня.
— У вас неверное преставление обо мне, — повторяю его же слова.
— Возможно. Однако не надо со мной спорить, если я сказал отвезу, значит отвезу. Топай давай.
Весь путь мы проехали в полной тишине. Только лишь остановившись у ворот моего дома, я сама нарушила затянувшееся молчание.
— Спасибо за то, что помогли, — перевожу взгляд на Лукьянова, но тот совершенно никак не реагирует. Сидит молча, уставившись на дорогу. Жуть как хочется, чтобы он что-нибудь сказал. Пусть бы и гадость. Это будет получше молчания. А может ему просто сделать сливу? Будет ходить с синим шнобелем. — Я завтра зайду к Егору. Можно? — ноль реакции. Да, надо было делать сливу. — До свидания.
Берусь за ручку двери и только собираюсь выйти из машины, как Лукьянов хватает меня за запястье.
— А тебе не надоело, Аня?
— Что?
— Морочить голову Егору, — хотела поговорить? На тебе. От его вопроса становится душно. И противно. Как же так все получилось? Пытаюсь одернуть руку, но Лукьянов еще сильнее ее сжимает.
— Отпустите.
— А то что?
— Ничего, — с силой отцепляю руку и выхожу из машины, громко хлопнув дверью.
Бледная моль с красочным синяком на щеке. Мда… именно так я бы охарактеризовала свой вид после бессонной ночи. Ополаскиваю лицо холодной водой, дабы немного прийти в себя, но прохладные капли не помогают. На душе так погано, что хоть вешайся. Сколько бы я не репетировала речь для Егора — выглядит она одинаково убого.