Чушь…
— Собирайся. Завтра приду проводить, — я пошел к выходу из квартиры Егора, вылетающего завтра в Штаты.
— Не нужно проводов.
— Тогда удачи, брат, — обернулся к нему, и протянул ладонь.
Егор подъехал, пожал её, и кивнул мне. Страха в его лице я не вижу. Не верю, что американское светило поставить Егора на ноги, да и сам Егор в это не верит. Одна Наташа трещит об этом, не умолкая, и, кажется, даже кроссовки для бега брату успела заказать.
Ну что ж, пусть хоть у кого-то будет энтузиазм.
— Я постараюсь прилететь до начала операции.
— Не стоит. Ты нужен здесь. И Марат, — окликнул Егор, когда я уже вышел за дверь, — хоть в этот раз не проеби.
Не проебать? Как это сделать-то? Хоть бери, и у пятнадцатилетнего подростка спрашивай, как мириться с девушкой. В этом у любого опыта побольше, чем у меня. А мне… мне бы самому собраться, сопоставить всё, ведь многое же упустил в последнее время, а такого за мной с юности не водилось, чтобы косяк за косяком.
Еду не домой, а к Алике. Время! Гребаное время я ей дам, пусть живет пока вдали от меня, но это не значит, что я не буду пытаться её вернуть. Её и… ребёнка. Живот у Алики до сих пор плоский, не верится даже, что и года не пройдет, как у нас появится сын или дочь. Не было у меня желания просто размножаться, чтобы свои гены передать. Аля — единственная, от кого я хочу ребёнка.
Не проеби…
С этой мыслью я подъехал к дому Алики. С ней вошел в дурно пахнущий подъезд. С ней поднялся на её этаж, и долго звонил в дверь, пока не понял — она не дома. Позвонил охране, и выяснил — Алика не выходила. Мне пора менять персонал? Видимо, давно пора.
Вспомнил про наглую подружку Алики, нашел её квартиру, и хотел уже позвонить в дверь, как услышал знакомый голос. И просто притаился. А затем она вышла.
Уютная. В широкой, длинной майке, и коротких шортах. На ногах носки и сланцы. Немного смешная, родная, и такая «моя», что хоть бери, да на плечо взваливай, и тащи домой.
Не проеби…
Я так и не придумал ничего. Абсолютно. Единственная идея — объяснить Алике, кем был её отец. Может, после этого она не будет так убиваться по нему? Может, после этого вернется?
— Чай? Кофе? Какао? — предложила Аля, впустив меня в квартиру.
— Водка есть?
— Ты за рулем!
— Переживаешь?
— Пьяный водитель — опасность на дороге. Пешеходы не виноваты, что у кого-то дерьмовый день.
— Дерьмовый день — это ты преуменьшила. Не день, и даже не неделя. Я вызову водителя, не зря же я ему плачу.
— Есть самогон, бабуля с дачи подруги привозила. Потом настойку на одуванчиках для суставов делала — заливала стебли и цветки, настаивала, а затем прикладывала эту жижу к больным местам компрессом. Налить? Правда, я не уверена, что ты не отравишься. Думаю, этому самогону больше года.
— Налей, — кивнул я.
Алика полезла в холодильник, достала бутыль, лимон, сыр. Бутылку протянула мне, а сама занялась нарезкой, усмехаясь при этом. По-доброму, а не то, что я видел на её лице в последнее время.
Это — удар по яйцам. Я не только по её телу подо мной соскучился, а еще по улыбке. По ощущению шелковых, длинных волос, которые любил пропускать сквозь пальцы, наматывать на свой кулак. По запаху её — он всё еще преследует меня, им салон моей машины пропах, или же я окончательно спятил. Мне вся она нужна. Без остатка. Чтобы снова моей была.
Не проеби…
— Ну, рассказывай. Готова слушать, — Алика подвинула мне блюдце с нарезкой, и рюмку. И поморщилась, едва я открыл бутылку.
— Тошнит?
— Потерплю.
— Поставь чайник, — закрыл бутылку, так и не налив себе выпить.
А Алика спорить не стала. Молча согрела воду, и залила ею какой-то вонючий чай. Тут уже я поморщился, а вот Алика от аромата глаза в блаженстве прикрыла. Не замечал за ней таких извращений, пахнет, откровенно говоря, свежеудобренной дерьмом землей и полынью. Но я позволил поставить перед собой чашку с жутким ароматом, и с ужасом наблюдал, как Алика и себе эту жесть налила. Лучше бы меня одного травила…
— Через три минуты можно пить. Чай — супер, очень вкусный. С дольками клубники. И аромат волшебный, — Алика с улыбкой вдохнула этот дерьмозапах, и я понял — не издевается.
Даже если там не клубника, а реально коровье дерьмо — выпью.
Не хочу, чтобы она прекратила улыбаться. Сидел бы так, напротив неё, вечно. Сидел бы, и любовался своей женщиной.