Лучше мне, наверное, никого не видеть сегодня, а то сорвусь и накричу из-за какой-нибудь мелочи. А мне так не хочется ругаться.
Я устал от ругани и недомолвок, от недоверия, надёжно засевшего в глубине моей души, да вообще от всего того, что происходит сейчас в семье. Куда всё подевалось? В какой момент что-то неумолимо поменялось и отдалило меня от родителей? Когда между нами успела появиться невидимая граница? Как давно в моей душе не разливалось то тёплое чувство всякий раз, когда я думал о доме?
Мне надо отвлечься, сменить обстановку. Может, вдали от дома я смогу посмотреть на ситуацию со стороны, сделать какие-то выводы и принять правильное решение? Вполне возможно, что я сам делаю что-то не так, неправильно веду себя.
Да, мне просто необходимо побыть одному. Вот только надо выбрать место.
Стараясь по возможности никому не попасться на глаза, я беру тёплую толстовку с капюшоном и уже без колебаний аппарирую в Лондон.
Там есть один небольшой сквер, в котором я иногда люблю побыть в одиночестве. Ни родители, ни друзья не знают об этом месте.
Это почти что окраина города, и сквер примыкает к старому кладбищу с небольшой колокольней на территории.
Не то, чтобы меня тянуло к подобного рода местам, просто вид старинного здания, некая спокойная, почти благодатная аура, царившая здесь, — всё это успокаивало меня в особо сложные периоды жизни. Хоть их и было совсем немного. Вот сейчас как раз один из таких случаев. Есть у меня тут любимая скамейка, с которой открывается прекрасный вид.
Обычно это место дарит мне умиротворение. Но сейчас, глядя на неясные очертания колокольни, размытые густым туманом, я ощущаю, как живот почему-то начинает неприятно крутить, а в глубине души зарождаются волны беспокойства.
Умирать — это, наверное, так страшно…
Так, что-то не нравится мне ход собственных мыслей. Встав со скамейки, я быстрым шагом ухожу прочь. Подсознательно чувствую, что собраться с мыслями и аппарировать домой я не смогу. Надо мне успокоиться.
Сейчас бы бокальчик того же сливочного пива, но в этом районе Лондона я вряд ли смогу найти более-менее приличную кафешку. К тому же сомневаюсь, что в маггловских заведениях продают подобное.
Ко всему прочему ещё и дождь пошёл. Ну вообще шикарно. Сидел бы я лучше дома…
Промокнув до нитки и замёрзнув до посинения, я, наконец, заскакиваю в какой-то малопримечательный бар с абсолютно странным названием.
Сказать, что обстановка тут убогая, значит ничего не сказать. Короткая грязная стойка, заклеенные газетными вырезками стены, старый бильярдный стол в углу, и неприветливый бармен в придачу.
Кроме меня ещё три посетителя, два из них играют в бильярд, а третий сидит за стойкой и потягивает янтарную жидкость из гранёного стакана.
Отступать поздно, тем более дождь за окном только усиливается с каждой минутой, поэтому я приближаюсь к стойке и усаживаюсь на шаткий стул. Порывшись в кармане, обнаруживаю там маггловские деньги, которых как раз хватает на стакан дешёвого портвейна. Да уж, забегаловка так себе, а цены как в шикарном ресторане в центре Лондона.
Бармен окидывает меня подозрительным взглядом, видимо, гадая сколько мне лет и можно ли мне продавать алкоголь. Ловлю себя на мысли, что на моём лице застывает абсолютно снейповская усмешка.
Через несколько секунд передо мной появляется стакан с портвейном. Причём по внешнему виду сам стакан последний раз встречался с водой полгода назад так точно. И с полотенцем, видимо, тоже.
Да и портвейном эту гадость вряд ли назовёшь. Я еле удерживаю себя от того, чтобы не закашляться. Мерлин, да что за день такой сегодня?
Сбоку от меня происходит какое-то шевеление. Чуть повернув голову, я замечаю того самого посетителя со стаканом виски в руках, сейчас он покинул своё прежнее место и пересел на соседний стул.
— Не против? — спрашивает он низким хрипловатым голосом.
Я мотаю головой. Что уж мне терять. Может, с этим мужчиной будет интересно пообщаться, иначе я совсем разочаруюсь в сегодняшнем дне. А ведь я хотел расспросить Снейпа по поводу вчерашнего случая. Ну да ладно, вернусь и всё выясню. А пока можно позволить себе немного расслабиться.
— Какими судьбами занесло в такую дыру? — вполне дружелюбно интересуется мой новоиспечённый собеседник, и я смотрю ему в лицо. Ничего особенного, не красавец, но и не ужасен, тёмные волосы, резкие черты лица.
— Если честно, я и сам не понял, — пожав плечами, отвечаю я, параллельно изучая лицо мужчины. Что-то в нём не так, только вот что именно, не могу понять.
— Да уж, так бывает, — он усмехается, делая большой глоток из своего стакана, затем со стуком опускает его на стол. — Ну, как тебя зовут-то хоть, парень?
Вот зараза. Не люблю я рассказывать о себе малознакомым людям. И не откажешь ему, потому что сейчас мне это кажется не слишком хорошей затеей.
— Гарри меня зовут, — я нехотя отвечаю и чуть отпиваю той мутноватой баланды из своего стакана, которая по определению должна быть портвейном. Боже, ну и гадость же эта штука! Судя по всему, организм оказывается солидарен со мной в данном вопросе, потому что в следующую секунду я всё-таки захожусь хриплым кашлем. Мой собеседник несильно хлопает меня между лопаток.
— Ну что, Гарри, так легче?
«Да уж, не то слово, как легче».
Я лишь коротко киваю и, смахнув набежавшие от кашля слёзы, наконец, задаю вопрос:
— А как твоё имя?
— Рудольфус.
— Омм…довольно редкое имя, — киваю я, улыбнувшись уголком губ, — не то, что моё.
— Ну, тут уж кому как повезло, — Рудольфус улыбается мне в ответ, и тут я понимаю, что мне в нём не нравится. Глаза. Единственное, что не меняется в лице мужчины. Да, улыбка вполне искренняя, но вот глаза остаются такими же холодными и внимательными. Как-то неуютно мне под этим взглядом.
Украдкой заведя руку за спину, я нащупываю свою волшебную палочку под кофтой. Да уж, сколько раз мне говорила Гермиона, что носить палочку в заднем кармане — не очень хорошо. Зато доставать её оттуда гораздо проще и быстрее. Единственное, увеличивается шанс потерять её. Хотя со мной такого ещё не случалось.
— Ты в Лондоне живёшь? — снова подаёт голос Рудольфус, облокотившись на грязную стойку, и продолжает изучать меня взглядом.
Я что, на допросе что ли?!
— Не совсем… — туманно отвечаю я, пряча взгляд на дне своего стакана.
— В пригороде?
— Типа того. А что? — я резко поднимаю глаза на мужчину.
Тот вскидывает ладони вверх, мотнув головой и расплывшись в неестественной улыбке.
— Да я просто интересуюсь, Гарри, ничего личного.
Я только хочу что-то сказать в ответ, как чувство сквозняка и звук громко скрипнувшей входной двери заставляет меня обернуться.
В бар заходит новый посетитель, из-за длинного одеяния и низко надвинутого капюшона невозможно понять какого он пола.
Но уже в следующую секунду человек снимает капюшон, и я вижу, что это женщина. Красавицей её не назовёшь, тяжёлые веки и брезгливо поджатые губы явно не придают ей шарма, но аристократичная бледность кожи и пышная копна тёмных кудрявых волос, рассыпавшаяся по узким плечам, перекрывает все вышеперечисленные недостатки.
Женщина быстро обводит взглядом помещение, меня она даже не замечает, но вот Рудольфус ей явно знаком.
Небрежной походкой она пересекает пространство бара, одновременно обращаясь к мужчине:
— Так-так, вот ты где, мой ненаглядный. А Тёмный Лорд уже чуть ли с ног не сбился, разыскивая тебя и твоих дружков, — женщина презрительно кивает в сторону двух мужчин за бильярдным столом. — Вы, как всегда, в своём репертуаре, чуть выдастся свободная минутка, так тут же бежите в бар заливаться, вместо того, чтобы пытаться выйти на нужный след, найти того, кого так ищет Тёмный Лорд, и…
Но дальнейший словесный поток женщины пресекается Рудольфусом, который выглядит сейчас несколько взволнованным. Я же настолько поражён появлением этой странной женщины, её словами и вообще всей ситуацией, что просто застываю, как изваяние, не в силах пошевелиться или вздохнуть, и только лишь жадно внимаю происходящему.