– Тьеро Дементо!
Питер падает, как подкошенный, хватается руками за голову и начинает выть, как загнанный в ловушку зверь. Зажимая рану на плече, я подхожу ближе, не опуская палочку, благодаря чему заклинание продолжает действовать. Петтигрю корчится на полу, бормоча что-то неразборчивое, закатывает глаза так, что становятся видны одни белки, и от этого становится жутко, но я не позволяю себе опустить руку. Я слишком хорошо помню вид Чёрной Метки над крышей дома Сириуса, кровь на рыжих волосах мамы и выражение бесконечной любви в её прощальном взгляде. Я слишком остро ощущаю боль потери даже спустя полгода.
Я опускаю палочку, когда Питер перестаёт биться в конвульсиях и затихает с отсутствующим выражением лица. Он не видит меня, он вообще не видит ничего вокруг себя, только смотрит в одну точку и тихо бормочет о чём-то понятном ему одному. Я тяжело приваливаюсь к перилам пострадавшей лестницы, понимая, что сейчас произошло. Тьеро Дементо, заклятие ужаса, сильно повреждающее психику жертвы, а при долгом воздействии доводящее до сумасшествия. Заклятие, само собой сорвавшееся с языка. Я не убил Питера, но то, что случилось с ним, гораздо хуже смерти.
И это – достойная месть.
Отвернувшись от жуткого зрелища, прячу палочку во внутреннем кармане и покидаю дом. В мыслях и душе – противоречивые чувства, в которых совсем не хочется разбираться, к тому же, сейчас это не столь важно. Я ранен и, похоже, серьёзно: ткань свитера и куртки насквозь пропитаны кровью, несколько капель падают на чистый снег, пока я пересекаю небольшой дворик. Закрыв коленом калитку, я чуть не падаю от резкого головокружения и накатившей тошноты. Решив не геройствовать, осторожно опускаюсь прямо на бордюр, отделяющий тротуар от проезжей части, не без труда достаю палочку и произношу лечащее заклинание. Становится легче, но не настолько, насколько должно. Смутившись, произношу другое заклинание, чудом балансируя на грани реальности и посттравматического шока, но всё безрезультатно: рана продолжает кровоточить, как и прежде.
Липкий страх поднимает волосы дыбом и учащает дыхание, пока я пытаюсь судорожно вспомнить ещё хотя бы одно заклинание и вообще придумать, что делать дальше. Вся эта затея с визитом к Питеру уже не кажется такой притягательной, когда я чувствую, что силы начинают покидать меня. Кровь капает на свежевыпавший снег, я смотрю на неровные пятна и всеми силами пытаюсь не впасть в паническое состояние. В какой-то момент эмоции берут верх над разумом, пальцы ослабевают, палочка выскальзывает из рук на колени, и я не сразу различаю звук чужих шагов. Запоздало фиксируя движение рядом с собой, поворачиваю голову и вижу, что ко мне приближается тот самый человек в длинном чёрном пальто. Свет от фонаря бьёт в глаза, мешая разглядеть лицо, но вот незнакомец останавливается возле меня. Поколебавшись, он расстёгивает пальто, чтобы оно не стесняло движений, и присаживается на корточки, а мне не хватает сил на какую-либо реакцию, ведь передо мной не кто иной, как Барти Крауч-младший. Я не успеваю изумиться, когда он подцепляет мой подбородок кончиками пальцев и внимательно вглядывается в глаза, оценивая плачевное состояние. Его взгляд холодный и колючий, как снег подо мной, и я понимаю, что совсем не могу предугадать дальнейшие действия Барти: с таким грозным выражением лица, как у него, вряд ли оказывают помощь. Что, если он выследил меня с одной лишь целью: сдать, раненного и обессиленного, Реддлу?
Я зажмуриваюсь и отворачиваюсь, чувствуя себя последним идиотом, но вдруг лёгкое чувство щекотки пробегает по шее и груди. Такое бывает, когда мадам Помфри диагностирует раны и ушибы. Распахнув глаза, я в шоке смотрю на то, как Барти убирает палочку в карман пальто и недовольно присвистывает, словно то, что он видит, нисколько не радует его. Он проводит ладонью по волосам, наводя ещё больший беспорядок на голове, и произносит непривычным рассудительным тоном:
– Режущее проклятье Секо. Раны практически не лечатся.
Сглатываю противный ком в горле, радуясь тому, что сознание временно возвращается ко мне, – видимо, я всё ещё живу на остатках адреналина в крови. Благодаря этому я могу осмысленно встретить хитрый взгляд Барти и услышать окончание фразы, которое он сопровождает многообещающим подмигиванием:
– Твоя удача, Поттер, что я знаю, как помочь тебе.
Видимо, адреналин заканчивается, раз я чувствую, как ноги становятся ватными, а вслед за ними и всё тело. Сам того не желая, я кренюсь вбок, и чужие руки ловят меня, надёжно удерживая от падения на снег, но не от падения в бездну забытья.
====== Глава 33 ======
You take only seconds to draw me in
So be mine and your innocence I will consume.
Muse “Darkshines”
– Мой Лорд, он ещё не готов…
Вздрагиваю.
Обморочная тьма с неохотой отпускает меня, она прилипает к изнаночной стороне век, как клейкая лента, не давая возможности распахнуть глаза и осмотреться. Сбоку вздыхает огонь, потрескивая поленьями, к этому звуку примешивается смутно знакомый голос, в котором слышится лёгкое раздражение:
– Он нужен мне сейчас.
Чудом разлепившиеся веки являют уплывающему взору затенённое помещение, на высоких стенах которого пляшут причудливые тени, отбрасываемые живым огнём. Я без очков, и от этого всё словно покрыто пеленой, через которую сложно что-либо разглядеть. В шею под затылком упирается что-то твёрдое, а кожу на груди неприятно пощипывает.
Неуклюжее движение тяжёлой после обморока рукой отзывается тянущей болью в ранах, я мычу сквозь стиснутые зубы, а сбоку мгновенно раздаётся шорох.
– Я выполню всё так, как вы желаете.
Последний особо громкий треск догорающих углей касается слуха, и я вижу сквозь тонкую кожу сомкнутых век, как резко убавляется яркость огня. Гулкое эхо шагов по паркету отражается от стен просторного помещения, совсем близко скрипят пружины в обивке кресла, а потом чья-то рука почти заботливо проводит влажным бинтом по ранам. В ту же секунду мне хочется взвыть от жуткой боли: ощущение, будто под кожей разливается огонь, вряд ли можно вынести. Не контролируя себя, я пытаюсь ухватиться за чужую руку, но мои запястья надёжно перехватывают. Шок от испытываемой боли путает мысли, резко бросает в жар, я чувствую, как по виску скатывается капля пота. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем невыносимая боль сменяется чувством онемения.
Облегчённый вздох срывается с дрожащих губ, когда всё прекращается. По телу разливается приятная слабость, в голове воцаряется туман, мешающий нормально думать. Подобный был после того, как мы с друзьями увлеклись виски на приёме у Слизнорта, и это было вполне ожидаемо, чего не скажешь сейчас. Тьма неумолимо наваливается на меня, намереваясь вновь выдернуть из окружающей действительности, и измотанное болью тело одерживает победу над всем остальным. Тот, кто помог мне, встаёт с кресла и, судя по звуку шагов, уходит, я пересиливаю себя и из последних сил поднимаю веки. Высокая фигура Барти Крауча-младшего, скрывшегося за дверью, становится последним, что я вижу за секунду до того, как отключиться.
Неизвестно, сколько времени проходит до момента, когда я открываю глаза и немного удивлённо обвожу взглядом гостиную, не сразу вспоминая последние события. Да-да, помещение, в котором я нахожусь, оказывается гостиной. Мрак ночи рассеивается лунным светом, льющимся из больших окон, и узкой полоской света, который проникает из смежного помещения через приоткрытую дверь. Этого оказывается вполне достаточно, чтобы разглядеть очертания окружающих предметов. Роскошный мебельный гарнитур, паркетный пол и гобелены, мраморный каминный портал и огромная люстра – всё выдержано в тёмных тонах и говорит о богатстве владельцев. Наконец, я с большой радостью замечаю собственные очки на низком кофейном столике.
Картина-вспышка с Барти всплывает в памяти, заставляя резко сесть. Безумие, это какое-то натуральное безумие: находиться здесь, в двух шагах от врага и в случае чего не в силах постоять за себя.