Последние слова он произносит с явной угрозой в голосе, отчего неприятный холод пробегает по спине, вынуждая разжать пальцы и отстраниться. Барти тоже отпускает меня, но смотрит так, словно хочет применить ко мне заклятие Круцио, не прибегая к помощи палочки. Дискомфорт от мысли, что я мог очень и очень сильно заблуждаться на его счёт, толкает прочь: я соскакиваю со стула, быстро сбегаю вниз по лестнице и ныряю прямо в толпу танцующих людей в поисках выхода. Плевать, что у меня нет палочки, главное – как можно скорее убраться отсюда.
Мне не позволяют далеко уйти: сильные пальцы смыкаются на локте, а в следующий миг я понимаю, что Барти плавно вторгается в моё личное пространство. Лишённый возможности видеть его, остановившегося за спиной, я прекрасно чувствую тепло близости его тела.
– Видишь его? – он указывает на крепкого мужчину в строгом костюме, который стоит в тени колонны, поддерживающей балкон, и внимательно смотрит на танцующую толпу. Я нехотя киваю и тут же слышу продолжение:
– Нас выкинут отсюда сразу, как только мы привлечём к себе лишнее внимание. Однако не думай, что я потерплю подобное обращение. Поверь, я не постесняюсь трангрессировать с этого места прямиком к Тёмному Лорду.
Вокруг слишком много людей и катастрофически мало места, свет мигает с сумасшедшей скоростью, раздражая глаза, музыка, кажется, звучит внутри головы. Возможно, именно поэтому я пропускаю момент, когда Барти, не знакомый с понятием скромности, обвивает рукой мою талию и притягивает ещё ближе к себе, прижимаясь грудью к моей спине, тем самым создавая иллюзию любовного объятия. Он явно пытается не выделяться из толпы, и это ему удаётся: жуткая электронная какофония сменяется более мелодичной композицией, многие танцующие разбиваются на пары и кружат по танцполу. Барти начинает плавно покачиваться, двигаясь вокруг своей оси, и мне ничего не остаётся, как подчиниться.
– Петтигрю был всего лишь пешкой, однажды сыгравшей свою роль в истории, и был выкинут за ненадобностью, – сладко шепчет он, даже не думая отодвигаться, а я провожаю безразличным взглядом зелёные световые круги, медленно плывущие по глянцевому полу. – Поэтому твоё появление на пороге его дома было лишь вопросом времени. Я был уверен, что ты окажешься там при первой же возможности, и не ошибся.
Я слушаю его и стараюсь не думать о том, чьи именно пальцы выводят узоры на моей рубашке чуть повыше ремня. Зажмурившись, накрываю их своей ладонью, останавливая, и в полной мере осознаю собственное плачевное положение.
Я сам себе вырыл могилу. Барти знал, что сможет подействовать на меня: трудно противиться соблазну отомстить тому, кто стал причиной смерти родителей. Ему нужно было только подтолкнуть меня в верном направлении, назвав адрес предателя, и немного подождать: я сам приду в его лапы. Неважно, что ради этой информации я сам искал встречи с ним. В любом случае, нашлось бы что-нибудь, что Крауч смог бы использовать в своих целях.
– Впрочем, это уже не столь существенно, – продолжает Барти, и я чувствую, как он проводит кончиком носа по моему виску чуть повыше дужки очков, – ты здесь, и я могу выяснить всё, что мне нужно. Кто сливает вам информацию? Давай, я весь внимание.
– Я ничего не знаю, – отвечаю, слегка повернув голову, и чувствую, как мелко сотрясается грудь Барти от смеха.
– Люди хорошо умеют хранить тайны, но развязать язык можно любому, – негромко произносит он, но его губы так близко, касаются моего уха, и мне даже не нужно напрягать слух. – Нужно всего лишь угадать количество Круциатусов и прочих «приятных» заклинаний.
Дёргаюсь от яркой вспышки осознания и смело разворачиваюсь лицом к Пожирателю, разрушая объятия. Он прячет руки в карманах брюк и холодно смотрит на меня сверху вниз, не веря ни единому слову.
– Я действительно не знаю, кто это, – голос вибрирует от раздражения, когда я заглядываю в глаза Барти. Что-то меняется в его лице на краткий миг, когда он путается пальцами в моих волосах на затылке, а может, это всего лишь игра переменчивого света: в любом случае, он резко сжимает пальцы, натягивая пряди, и шипит, как змея:
– Ты лжёшь, а ложь непростительна.
Моё состояние близится к паническому, потому что я так чётко вспоминаю слова Снейпа о Барти, который «в вопросе пыток с удовольствием придёт на помощь Реддлу». Больше всего на свете мне сейчас хочется оказаться рядом с профессором и слушать его гневные реплики о том, какой я безмозглый идиот. Однако я сейчас стою в неизвестном месте, рядом с Барти, который может в любую секунду трансгрессировать к Реддлу, и тогда мне точно придёт конец.
Плевать на всё, плевать на собственную палочку, Барти выглядит совершенно безумным, и мне необходимо убраться как можно дальше от него и этого места.
Предпринимаю попытку выкрутиться из захвата, толкая Крауча в грудь: ладони соскальзывают с гладкой ткани рубашки вбок, на пиджак и натыкаются на длинный предмет, спрятанный в потайном кармане и так явно напоминающий волшебную палочку. По лицу Барти проносится недовольная тень, когда я предпринимаю попытку отвоевать палочку, но быстро проигрываю.
– Только шевельнись, и я избавлю Тёмного Лорда от необходимости убивать тебя, – жёстко произносит он, когда я вскидываю голову и мгновенно ощущаю, как кончик волшебной палочки неприятно утыкается в шею под линией челюсти. Ярко-красный свет заливает танцпол и касается крайне серьёзного лица Барти: по потемневшим глазам и сжатым губам можно судить, что он не пошутил в своём намерении отправить меня на тот свет.
Заскрипев зубами в отчаянии, я поднимаю ладони в знак того, что сдаюсь. Оценив мой вид, Крауч убирает палочку и заключает:
– Либо ты хорошо ведёшь себя, и мы спокойно беседуем, либо ты плохо ведёшь себя, и мы тут же отправляемся к Тёмному Лорду.
Выбрав наименьшее из двух зол, я всем своим видом демонстрирую покорность и желание сотрудничать. Удовлетворённый Барти кивает куда-то влево и выжидающе выгибает брови, я сжимаю руки в кулаки и начинаю пробираться сквозь танцующую толпу в указанном направлении. Вскоре просторный танцпол остаётся за спиной, а взору открывается смежное помещение. Оно раза в два меньше, здесь играет своя приглушённая музыка, длинный бар вдоль одной стены и диваны со столами вдоль трёх других контрастируют с не обременённым мебелью танцполом. Барти указывает на один из свободных диванов, причём на его лице, заострившемся от недовольства, отчётливо читается: «Только посмей ослушаться». Я падаю на полукруглый диван, нервно трясу коленом и смотрю на то, как Крауч заказывает два двойных джина, один из них я забираю под его настойчивым взглядом.
Каждый из диванов оборудован небольшим круглым столиком и отделён от соседних диванов декоративной перегородкой, создающей атмосферу интимности. Трудно представить, что могли бы подумать люди, услышь хотя бы часть нашего разговора. Впрочем, об этом можно не беспокоиться: здесь каждый занят сам собой и своей компанией, всё тонет в алкогольно-табачных волнах и приглушённом красном свете. Стены, пол, обивка диванов, даже роскошные люстры и стеклянные столы – всё также выдержано в насыщенно-красных тонах, что, по всей видимости, должно действовать возбуждающе на зрение и нервную систему в целом. Тягучая, как засахаренный мёд, музыка, лишь усиливает атмосферу зала, так подозрительно напоминающую ту, которая царит в борделях. Не то чтобы я когда-либо там был, но представить их не сложно.
Барти вальяжно располагается на другом крае дивана, закинув лодыжку одной ноги на колено другой. Пригубив напиток из своего бокала, он облокачивается на стол и опускает подбородок на сцеплённые в замок пальцы. Взгляд внимательно прищуренных глаз фиксируется на моём лице, тёмно-бардовые тени придают ему таинственность, а лихой изгиб бровей вновь отсылает меня к образу непокорной птицы. Я не удивлюсь, если в школьные годы у Барти было какое-нибудь «птичье» прозвище, уж очень он похож на пернатое создание, а внешняя утончённость и беспорядочно торчащие пряди волос только подкрепляют сложившийся образ.