Он смотрит на меня, не моргая, и этот взгляд гипнотизирует, забирается под кору головного мозга, и мне кажется, что я вижу всполохи кровавых картин: дым, вспышки заклинаний, крики и люди-люди-люди, множество людей, раненых и убитых. Ужас затопляет сознание, по телу пробегает судорога, я с величайшим трудом заставляю себя зажмуриться и отшатнуться, больно ударившись локтём об угол полки. Жуткие картины рассеиваются, я трясу головой, попутно задаваясь вопросом, что это, чёрт возьми, было?
Как бы я ни хотел, но комната с ухмыляющимся Барти и победно улыбающимся Реддлом никуда не исчезает. Сердце громко стучит в висках, ноги отказываются держать меня, когда я, сделав несколько шагов вдоль камина, прислоняюсь спиной к деревянной панели на стене. Теперь Том находится на расстоянии, что вселяет лёгкое спокойствие, благодаря чему я могу хоть немного утихомирить взорвавшиеся эмоции.
– Я даю вам три дня на размышления. Не думайте обмануть меня или вернуться в Хогвартс: за штабом Ордена установлена круглосуточная слежка. Если я узнаю, что вы в замке, то приду туда с армией. Поверь, я смогу собрать её в рекордно-короткие сроки. Однако я даю гарантию: никто не посмеет тронуть вас в эти три дня при условии, что вы останетесь на площади Гриммо. В ночь с четверга на пятницу я буду ждать вас на мосту Ватерлоо. Это ясно?
– Предельно ясно, – нехотя выдавливаю из себя, Реддл сухо кивает и обращается к Барти:
– Отдай Поттеру его палочку.
Крауч удивлён не меньше моего. Он неуверенно проводит большим пальцем по лацкану пиджака, словно сомневаясь, но вид у Тома – серьёзнее некуда, и Барти приходится подчиниться. Скривившись от смеси недовольства и презрения, он демонстративно ныряет ладонью в потайной карман и резко бросает палочку в мою сторону. Она стремительно пересекает зал, я ловлю её и не могу поверить собственным глазам. Пока я пребываю в состоянии лёгкого шока, Реддл просит Барти позвать Нарциссу. Тот поджимает губы, недовольный тем, что им помыкают, как прислугой, но всё же выполняет просьбу. Спрятав руки в карманах брюк, он с гордым видом покидает зал.
Прежде чем Барти успевает вернуться, Том отходит к высокому комоду и достаёт что-то из верхнего ящика, я же переминаюсь с ноги на ногу, неуверенно поглядывая на собственную палочку, готовый в любую секунду дать отпор. К счастью, мне не приходится делать ничего подобного: Крауч возвращается через минуту с Нарциссой. Том отдаёт ей небольшой предмет, который достал из комода, и кивает в мою сторону, вызывая у меня подозрения определённого рода. В это время Барти с противным звуком отодвигает один из стульев, не жалея дорогого паркета, падает на мягкое сидение и закидывает вытянутые ноги уже на край стола. Я успеваю заметить его долгий тяжёлый взгляд, которым он провожает меня, стоит мне послушаться Нарциссу, указавшую на дверь. Реддл отходит к окну и не оборачивается, когда за нашими спинами закрывается дверь.
Никто не встречается на пути, пока я следую за волшебницей, уверенно ведущей меня через свой дом. Я мельком оглядываюсь по сторонам, едва фиксируя роскошное убранство, и хмурюсь в непонимании, когда мы спускаемся по широкой лестнице и приближаемся к выходу. Нарцисса открывает дверь и жестом предлагает мне выйти первым, я слушаюсь и замираю на пороге, не зная, что делать дальше.
– Это тебе пригодится, – сухо произносит она, протягивая мне ту самую вещицу, которую ей дал Том.
Я успеваю заметить легчайшее беспокойство, мелькнувшее в красивых глазах Нарциссы, когда она осмотрела меня с ног до головы. Этот взгляд вполне уместился в рамках приличия, которым учат в аристократичных домах, но в то же время в нём было что-то странное, что заставило меня внимательно прищуриться.
Так мать смотрит на ребёнка, который одет не по погоде. С одной стороны, это вполне ожидаемо, ведь мои куртка и джемпер остались в доме Барти, и я сейчас в рубашке и джинсах, но с другой…
С чего Нарциссе так смотреть на меня?
Впрочем, она с лёгкостью возвращает своему лицу бесстрастность: поправив длинные светлые волосы, потревоженные дуновением ветра, она с достоинством приподнимает подбородок и более не смотрит в мою сторону.
– Советую поспешить, портключ сработает с минуты на минуту, – изящная ладонь указывает в сторону ворот, за которыми виднеется прямая дорога, и я только сейчас вспоминаю про предмет в своей руке.
Я смотрю на изрядно поношенные карманные часы без цепочки, потом перевожу взгляд на Нарциссу, но она никак не реагирует на это. Она так ясно напоминает мне статую, высеченную из мрамора искусной рукой скульптора, и дело не только в отсутствии эмоций, но и в завораживающей красоте. Зачем-то кивнув, я сжимаю портключ в ладони и быстро спускаюсь вниз по ступенькам. Пока я пересекаю просторный двор, в мыслях настойчиво всплывает картина, на которой запечатлено странное и неожиданное во всех смыслах выражение лица Нарциссы.
Высокие кованые ворота сами собой открываются передо мной, я чувствую, как воздух, касающийся лица, на мгновение становится теплее: я только что оказался за пределами защитных чар. Обернувшись, я успеваю заметить силуэт человека в окне на втором этаже, прежде чем всё вокруг растает, сменившись более привычным видом улицы Лондона. Резкий порыв ветра ударяет в спину и забирается под ворот рубашки, я зябко передёргиваю плечами и осматриваюсь вокруг.
Облачко пара вырывается изо рта, когда я изумлённо выдыхаю, обнаружив, что стою посреди площади Гриммо. Сжав палочку в ладони, я быстрым шагом дохожу до дома под номером двенадцать, предварительно оглянувшись по сторонам. Реддл сказал, что за площадью установлена слежка. Если это так, то слежка ведётся весьма искусно, потому что вокруг – ни души. Где-то далеко шумят машины, на краю горизонта, изрезанного прямоугольными крышами, небо начинает светлеть: наступает новое утро, и город постепенно просыпается ото сна.
Я взбегаю по ступеням, уже порядком замёрзнув, и хочу поскорее попасть внутрь, но не успеваю: ручка выскальзывает из ладони прежде, чем я успеваю нажать на неё, дверь резко распахивается, и из темноты коридора показывается…
Снейп, единственный, кого я больше всего хочу видеть сейчас.
Он резко останавливается, едва не споткнувшись через порог, и вцепляется пальцами в косяк, но я понимаю: не для того, чтобы удержать равновесие. Так делают люди, когда вдруг сталкиваются с тем, кого совсем не ожидали увидеть: хватаются за первую устойчивую поверхность, которая попадётся под руку.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но лишь растерянно выдыхает, а во взгляде распахнутых глаз проносится целый калейдоскоп вопросов: начиная от того, как мне удалось вернуться, и заканчивая тем, невредим ли я. На короткий миг там вспыхивает злость и недовольство мной, но они очень быстро тухнут, и сам профессор будто сдувается. Плечи, закутанные в тёплую мантию, повисают, он сразу становится как-то ниже, когда прижимается виском к ладони, которую так и не убрал с косяка. Калейдоскоп в его глазах останавливается, замирает на одной-единственной картинке-эмоции, лицо разглаживается, и он просто смотрит на меня, не моргая, а я понимаю: всё, абсолютно всё становится неважно. Моё исчезновение, сорвавшийся план – всё это тает, как тьма под напором разгорающегося утра, потому что для Снейпа важна лишь одна вещь.
Я вернулся живым.
Использованный портключ выскальзывает из моей ладони и звучно ударяется о каменное крыльцо, когда я подаюсь вперёд и изо всех сил обнимаю Снейпа за шею. Слова, едва успевшие оформиться в мыслях, умирают на кончике языка, я до боли прикусываю собственные губы, потому что его руки смыкаются за моей спиной и крепко прижимают к себе в безмолвном обещании.