Повисает невыносимая тишина, я сверлю взглядом точку в затянутом паутиной углу комнаты, обнимая себя за плечи в неком защитном жесте.
— Я даже боюсь предположить, откуда у тебя могут быть такие сведения, Гарри. Но я хочу дать тебе один совет: оставь профессора Снейпа в покое. Потому что он — один из тех людей, кому я полностью и безоговорочно доверяю.
Словно предупреждая мой возмущённый возглас, директор вскидывает руку ладонью вперёд и продолжает стальным тоном:
— И я не позволю, чтобы мои же собственные ученики усомнились в моём доверии другим людям.
От скованности не остаётся и следа, и я срываюсь на крик:
— Но ведь он же — Пожиратель Смерти! Как вы не понимаете?! Его присутствие смертельно опасно для моей семьи! А что, если он расскажет Тёмному Лорду о нашем новом местонахождении?!
— Гарри Поттер!!! — громогласный возглас волшебника заставляет меня внезапно умолкнуть. Голубые глаза так и сверкают холодным угрожающим блеском, губы директора сжаты в одну тонкую линию, и морщины на лице кажутся более резкими. Даже воздух вокруг наэлектризовался и покалывает щёки.
«Нарвался», — мелькает в моей голове.
— Северус Снейп — не только преподаватель зельеварения в Хогвартсе, но ещё и самый преданный мне человек. Даже если его личность каким-то образом соприкасается с тёмной и запретной стороной магии, профессор понимает с чем имеет дело, и знает цену риска. Поэтому я никому не позволю усомниться в его верности мне и, тем более тебе, Гарри.
Сказав это, директор резко разворачивается и покидает комнату, потревожив тонкий слой пыли на полу взметнувшимися полами мантии. Наэлектризованность пространства вмиг рассеивается, становится значительно легче дышать.
Поговорил, называется.
Я шумно выдыхаю воздух сквозь зубы, прислоняясь спиной к стене и пропуская волосы сквозь пальцы.
Вот и что мне теперь делать? Против Дамблдора не попрёшь, это однозначно. Но как теперь быть со Снейпом?
Снейп. Чёрт, чёрт, чёрт!
Я понимаю, что вымученно и независимо от желания выдыхаю фамилию зельевара, сползая вниз по стенке и замирая на корточках.
Как же трудно низвергать человека с пьедестала, куда ты его собственноручно вознёс. Снейп был для меня всем — идеалом, примером для подражания. И что осталось теперь?
Тяжело вздохнув, я поднимаюсь на ноги и выхожу в коридор, не забыв прикрыть дверь за собой.
— Гарри! — резкий взвизг прямо над ухом и упругая преграда, в которую я практически сразу врезаюсь, заставляет меня смутиться. Что за день такой?
Преградой оказывается Невилл Лонгботтом. Он-то что тут забыл?!
— Невилл? — удивляюсь я, словно впервые разглядывая заметно вытянувшегося за лето друга. Теперь он на целых полголовы выше меня.
— Ты, наверное, удивляешься, как я тут оказался? Если честно, я сам не ожидал, но это всё профессор Дамблдор, прислал сову с указанием немедленно явиться на площадь Гриммо, говорит, какое-то важное собрание будет. Наш директор — ещё тот интриган, как считаешь? — с доброй улыбкой тарахтит парень, ответно разглядывая меня.
Я неопределённо пожимаю плечами и останавливаю свой взгляд на безукоризненно отполированных чёрных туфлях Невилла и ощущаю совестливый укол за свои порядком изношенные кеды. Друг замечает моё замешательство, и, смущённо хихикнув, топчется на одном месте, приговаривая:
— Это родители купили мне, зная мою страсть к танцам.
— Танцам? — мои брови непроизвольно взлетают вверх. Невилл становится пунцовым, покусывая губы, и полушёпотом произносит:
— Я узнал, что в этом году в Хогвартсе откроют клуб занятий по бальным танцам. Только я тебе ничего не говорил, — громче добавляет друг, подмигнув мне.
— Мерлин с ними, с танцами. Как ты тут оказался?
Лицо Невилла вмиг мрачнеет, а между бровей залегает глубокая мимическая морщинка.
— Всё эти взрывы. Наша семья в группе риска.
Сначала я не понимаю. Но после секундной заминки до меня вдруг доходит.
— Господи, Невилл! Я совсем забыл, — хлопаю себя по лбу, — что у тебя день рождения тоже в конце июля! Мерлин, вот я дурак…
Мне становится невыносимо стыдно перед другом, так стыдно, что я абсолютно не знаю, куда себя деть. Я настолько был озабочен собственной безопасностью, что совсем забыл про Невилла. А ведь он не меньше моего переживает за свою семью.
Хоть бы догадался письмо написать ему. Дурак, какой же я дурак.
— Гарри, не переживай! — тёплая ладонь опускается на моё плечо, пока я вцепляюсь пальцами в собственные волосы. — Ничего страшного, что ты забыл. Учитывая то, что сейчас творится в Англии, немудрено замкнуться в своём мире и забыть о существовании других людей.
Я улыбаюсь другу какой-то вымученной улыбкой.
— Ты один или с родителями?
— С родителями, и ещё с бабушкой, — на последнем слове Невилл корчит кислую мину, забавно прищуривая один глаз, и я оказываюсь не в силах сдержать короткий смешок. Зная безмерную опеку бабушки над внуком, неудивительно, почему он так «рад» её присутствию.
До собрания остаются считанные часы, я всеми силами гоню от себя навязчивые мысли о Снейпе и странное чувство чуть ли не детской обиды на этого человека. Друзья только ухудшают моё состояние беспрерывным обсуждением идей и предложений, как попытаться не допустить зельевара до собрания.
Наконец, я не выдерживаю, и пересказываю им свой разговор с Дамблдором.
Оставшийся до собрания час компания обсуждает самые различные, ничего не значащие темы, обходя вниманием личность Снейпа и намеренно не разговаривая со мной. Лишь молчание сидящего рядом со мной Невилла не раздражает меня. Потому что в его глазах та же грусть, и пальцы так же изредка впиваются в покрывало на кровати. Потому что с этого момента мы с ним — в одной тарелке. Наша боль — одна на два сердца
Я медленно подаюсь вперёд, опираясь локтями на колени и пристраивая подбородок на подставленные ладони. Ребята во что-то играют, но мне неинтересно. Я искоса наблюдаю за непривычно тихим Невиллом. И почему многие его недооценивают? Может, в этом парне заключено гораздо больше смелости и стойкости, чем во всех нас вместе взятых.
Второй раз меня посещает странное чувство, словно я заново узнаю близкого мне человека.
Невилл. Жизнерадостный, никогда не унывающий Невилл. Только сейчас я понимаю, каким заводным стержнем нашей школьной компании он является. Забавный в своей неуклюжести и забывчивости, и в то же время сильный и несгибаемый духом.
Друг замечает моё внимание и накрывает мою ладонь своей, тёплой и слегка вспотевшей. Моей руке передаётся едва различимая дрожь, и я собираюсь сказать что-то успокаивающее, но Невилл предупредительно качает головой. Затем прищуривает глаза в манере, свойственной ему одному, и растягивает губы в той самой невинной тёплой улыбке, которую я однажды видел на одной из его детских колдографий.
Почему именно таким людям жизнь посылает самые тяжкие испытания? Отчего именно их она стремится сломать, уничтожить?
Обида. Липкая, как смола, и болезненная, как нарыв, заполняет мою душу.
И единственно правильным кажется то, что я сейчас обнимаю своего друга, без слов пытаясь передать свои чувства, и свою веру в то, что всё ещё образуется. И получаю в ответ еле слышное: «Мы справимся», и почти нежное прикосновение горячей ладони к затылку.
Я перехватываю взгляд Джинни, в котором так ясно читается понимание, замечаю её лёгкий кивок. Я смотрю на Гермиону, на её губы, изгибающиеся в слабом подобии улыбки. Сейчас девочки так похожи, как родные сёстры. И как всего пару минут назад я мог обижаться на них из-за какой-то мелочи? Девочки, простите меня, я круглый дурак.
Слишком много неоднозначных чувств сразу. Я осторожно разрываю объятие, киваю в сторону двери и прикусываю нижнюю губу. Невилл понимающе кивает, и я бесшумно покидаю помещение.
Колокольчик, приглушённо звякнувший где-то в недрах длинного коридора, извещает о посетителе. Странное ватное чувство, до этого момента заполнявшее меня, рассеивается.
В считанные секунды я оказываюсь в проходе и чуть не сталкиваюсь нос к носу с профессором Снейпом.