Незаметно для самого себя, крёстный погружается в воспоминания, взгляд из-под низко опущенных ресниц, прикованный к подарку, затуманивается, лицо выражает глубокую задумчивость.
И я, не в силах отвести глаз от этого человека, вдруг осознаю, понимаю и ругаю себя за то, что я совсем не знаю его. Где я был все эти семнадцать лет? Да, я всегда знал, что у него было нелёгкое отрочество, что он рано ушёл из дома. Почему он это сделал, какой была его семья, его мать, раз позволила собственному ребёнку покинуть родной дом — ничего этого я не знал. Что мне мешало взять и просто поговорить, расспросить?
— Кто была та девушка? — выдавливаю я из себя, буквально сгорая от невыносимого чувства стыда.
Крёстный едва заметно вздрагивает, словно очнувшись ото сна, и направляет на меня взгляд, всё ещё затуманенный картинами прошлого. Потом неожиданно резко встряхивает головой, потревожив волну блестящих, ровно лежащих волос, медленно опускает вращающуюся сферу обратно.
— Моя двоюродная сестра Беллатриса.
Сириус улыбается, видимо заметив, как удивлённо вытягивается моё лицо.
— Гарри, нам тогда было всего по двенадцать лет. Она училась на факультете Слизерина, а я — в Гриффиндоре, но мы были одной семьёй. Каждое лето, вплоть до шестого курса, мы приезжали в этот дом. Большинство свободного времени я проводил в компании своих сестёр, Беллы и Нарциссы. Конечно, у нас было множество разногласий, одна одержимость моей матери чистотой крови чего стоила, и девочки, к сожалению, переняли это от неё.
Он замолкает и присаживается на край подоконника, вглядываясь в серое небо.
— Потом я стал дружить с твоим отцом, а они — с Томом Риддлом, сейчас он более известен под именем Волдеморта. На шестом курсе между нами всё чаще возникало непонимание, со временем превратившееся в неприязнь и откровенную вражду. Я больше не мог жить в доме, где меня ненавидела даже собственная мать, всего лишь за то, что я дружу с грязнокровками и оборотнями — твоей мамой и Ремусом, соответственно. Поэтому я ушёл в дом твоего отца. И лишь спустя десять лет, когда моей матери не стало, а Белла и Нарцисса вышли замуж, я смог вернуться обратно. Теперь вы — Джеймс, Лили, ты, — вы моя семья.
— Сириус… — шепчу я и не знаю, что сказать ещё. Я никогда в жизни не слышал ничего подобного от него. Он редко признавался в своих чувствах, да оно и не нужно было, я всегда чувствовал его любовь и привязанность к моей семье. Точнее, он и есть один из членов нашей семьи, так же, как и профессор Люпин, как Северус Снейп. Даже тот же Питер Петтигрю, оказавшийся жалким предателем, тем не менее, многие годы входил в наше ближайшее окружение.
Крёстный, видимо, тоже понимает, что сейчас сказал столько всего, сколько не говорил за целую жизнь. Он запускает пальцы в волосы, несколько нервным движением откидывая их назад, и произносит с напускной живостью:
— Гарри, всё, что я сейчас сказал…
— Ничего страшного! — я спешу перебить крёстного, вскакивая на ноги, и неловко тереблю его за рукав, внимательно наблюдая за движениями собственных пальцев. — Тебе было необходимо сказать это. Сириус, пойми, нельзя держать внутри себя столько всего. Наверное, это так ужасно — иметь большую семью, прекрасный дом, и вдруг в одночасье потерять всё это. Я не представляю, как ты смог жить после этого…
Не поднимая глаз, я выпускаю мягкую ткань из пальцев и опираюсь ладонями на подоконник.
— Я бы не смог жить без родителей.
Я не уверен, расслышал ли меня Сириус, и произнёс ли я эти слова вслух, или они всего лишь пронеслись в моих мыслях. Груз вины пополам с чувством страха навалились на меня. Я отчётливо помню, что выкрикнул Петтигрю, прежде чем навсегда покинуть наш дом. Что найдется тот, кто сдаст с потрохами нашу семью, если, конечно, он сам уже этого не сделал. Сегодня убили ещё одну семью, которую я знал. Кто следующий? Мы? Лонгботтомы?
Голова становится тяжёлой, словно я проспал часов двенадцать, кровь неприятно пульсирует в висках.
Крёстный присаживается на край стола, опустив сплетённые пальцы на колено, и внимательно вглядывается в моё лицо, словно желая докопаться до мыслей.
— Сириус, понимаешь, я чувствую себя таким…беспомощным. Нет-нет, я не жалуюсь, о себе я думаю не в первую очередь. Я думаю о маме и папе. Я боюсь, что с ними может случиться то же самое, что и с родителями Дэни, и я не смогу их защитить. Ведь они абсолютно ни при чём. В Пророчестве говорится об одном человеке, но никак не о целой семье.
Не знаю, что увидел Сириус на моём лице в этот момент, но он крепко сжимает моё плечо, словно удерживая от чего-то, не позволяя окончательно потеряться в чувстве страха.
— Гарри, ты очень храбрый и бесстрашный человек, и не пытайся отговориться. Да, это именно так, просто ты пока что сам ещё не знаешь, на что способен. Ты никому не позволишь забрать жизни твоих родителей. И помни — я всегда рядом, я также приложу все усилия для того, чтобы защитить тебя и нашу семью.
Я заглядываю в кристально чистую глубину синих глаз в обрамлении чёрных ресниц, смотрю на тонкие мимические морщины, на тронутые загаром высокие скулы. Потом просто обнимаю крёстного за плечи и шепчу одно слово: «Спасибо». Чувствую, как за моей спиной смыкаются сильные руки.
— Джеймс сказал мне, ты хочешь, чтобы новым Хранителем стал я? — не без гордости произносит Сириус над моим плечом.
Я утвердительно мычу в ответ, он продолжает:
— Честно говоря, что я, что твой отец — мы оба были удивлены твоим выбором, — я отчётливо слышу улыбку в голосе крёстного.
— Почему это?
— Ну, понимаешь, учитывая последний…инцидент, — он отстраняется от меня и недвусмысленно пожимает плечами.
Я хмурюсь и, потерев пальцами подбородок, спокойно отвечаю:
— Сириус, я же сказал. Я не желаю видеть стычки между близкими мне людьми. Притом, возмущение отца было абсолютно необоснованным.
— Но Гарри…
Крёстный не успевает договорить, потому что в комнату заглядывает Гермиона. Её лицо слегка раскраснелось, и вообще у подруги такой потерянный вид, что мне сразу становится не по себе.
— Гарри… В Хогсмиде… Профессор Дамблдор…
Я быстро пересекаю небольшую комнату, аккуратно беру Гермиону за плечи и как можно более твёрдо произношу:
— Герми, что случилось?
Она сдувает упавшую на лицо прядь волос, поджимает губы, закрывает глаза. Делает пару глубоких вдохов, возвращая самообладание. Я терпеливо жду.
Когда она вновь смотрит на меня, уже нет и следа от того состояния, близкого к панике, лишь голос немного дрожит.
— Профессор МакГонагалл прислала сову со срочным сообщением. На Хогсмид напали Пожиратели Смерти. Дамблдор, Люпин, Снейп и многие другие отправились туда. Гарри, директор не успел перенастроить защиту дома…
— О, Мерлин… — раздаётся сдавленное восклицание со стороны Сириуса.
Я отпускаю Гермиону и тут же вылетаю в коридор, на лестнице сталкиваюсь с не менее взволнованным Невиллом. Он дёргается, пару минут тупо смотрит на меня, явно не узнавая, потом встряхивает головой и медленно бледнеет.
— Эй, Невилл, что с тобой? — я подхватываю внезапно осевшего друга под руку, помогая ему присесть на ступеньку. Он словно сжимается в комок, втянув голову в плечи и обхватив руками колени.
Холод пронзает позвоночник, на ватных ногах я опускаюсь на пару ступенек ниже и присаживаюсь на корточки.
— Невилл? — я шёпотом зову его, очень осторожно потрогав за плечо. Стеклянный взгляд больших глаз останавливается на мне.
— Я боюсь, Гарри. Я боюсь.
— Тебе-то чего бояться? Ваш дом защищён заклятием… — вздыхаю я, прислоняясь спиной к стене.
С Невилла словно спадает оцепенение, он перебирается на мою ступеньку и, схватив меня за плечи, резко притягивает к себе на расстояние пары дюймов, и твёрдо произносит:
— Я за тебя переживаю, глупый. Это твой дом сейчас не защищён, твоя семья в опасности, и ты — в первую очередь. Потому что Хранителем до сих пор остаётся Петтигрю.