Осторожно спускаясь вниз по лестнице, я на ходу протираю стёклышки очков. В гостиной спиной ко мне сидят Сириус с отцом, и о чём-то оживлённо беседуют. Остановившись почти на середине лестницы, я перегибаюсь через перила и заглядываю на кухню. Мама суетится вокруг плиты, попутно левитируя ярко-оранжевые тарелки на стол, Ремус читает Ежедневный Пророк, изредка покачивая головой.
Моего появления никто не замечает, и я продолжаю висеть на перилах, наблюдая за всеми, как вдруг чуть не скатываюсь с оставшейся части ступенек от неожиданного звука низкого бархатного голоса, раздавшегося прямо над моим ухом.
— Поттер, ведь вам всего через полтора месяца стукнет 17 лет, а ведёте себя, как ребёнок.
Резко обернувшись на голос, который весьма трудно спутать с каким-либо другим, натыкаюсь на искорки усмешки в чёрных глазах, чей обладатель стоит на ступеньку выше меня, облокотившись на перила и подперев подбородок кулаком.
— Это почему «как ребёнок»? — наконец, нахожусь что ответить, вопросительно выгибая брови и еле сдерживаясь, чтобы не покраснеть. Меня почему-то всегда тянет залиться краской под пристальным взором этого человека.
— Потому что висеть на перилах и подслушивать взрослые разговоры — это весьма по-детски, — отвечает мне Снейп с каплей иронии в голосе, и я всё-таки ощущаю, как пылают мои щёки. Вот чёрт, теперь я себя чувствую нашкодившим ребёнком. Хотя, что такого я сделал?
— Профессор, я всего лишь…
— Ладно, Гарри, если ты с утра плохо воспринимаешь шутки, то оставим это для более подходящего случая, — вдруг заявляет зельевар, и уголок его рта ползёт вверх в лукавой полуулыбке.
Мерлин. Снейп — и шутит. Ну это просто нонсенс какой-то.
Брякнув что-то невразумительное в ответ, слетаю вниз по оставшемуся отрезку лестницы. Причём довольно-таки громко топоча. Странно, раньше за собой не наблюдал такого. И, естественно, моё появление тут же оказывается замеченным. Кто бы сомневался, так топать.
Завтрак проходит в мирной атмосфере, только мама несколько раз интересуется моим самочувствием. Да нормально я себя чувствую. Я же ночью сказал.
Какой-то я сегодня раздражённый. С надеждой сваливаю всё на дурной сон.
Кстати о сне. Надо бы выяснить некоторые не особо понятные мне аспекты. Нет, конечно я не собираюсь досконально копаться в ночном кошмаре, с дрожью в коленках считая, что это какое-то предзнаменование. И всё же, не каждую ночь на твоих руках умирает родная мать. У меня подобное впервые.
Сразу как-то в наилучшую кандидатуру для подобных «выяснений» я выбираю профессора Люпина. Потому что родителей я не хочу лишний раз волновать, мама и так вон как на меня поглядывает всё утро, к Снейпу с подобными «сентиментальными вещами» я не полезу, к Сириусу тоже, как-никак крёстный, и волнуется не меньше, чем родители. Конечно, Ремус заботится обо мне в той же степени. Но если быть до конца честным, порой меня начинает напрягать столь повышенная опека со стороны близких людей. В конце-концов, я взрослый человек, способный сам о себе позаботиться и защититься в случае чего. Потому что иногда со мной начинают носиться ну совсем как с трёхлетним ребёнком. И это, мягко говоря, раздражает. Разве что Снейп никогда не проявляет заботы по отношению ко мне… Он для меня — в первую очередь учитель, и человек, с которым приятно поговорить.
Ладно, что я скромничаю. Да, он для меня авторитет. Правда, не на сто процентов. Во взглядах на жизнь — да. В твёрдости характера, силе воли, непоколебимой преданности своим идеалам и ценностям — да. А вот насчёт манеры, так сказать, поведения я бы ещё подумал. Потому что я абсолютно не такой. Я как взрыв, как вихрь, которому всё время надо куда-то бежать, во мне столько необузданных эмоций, и когда какая-либо из них занимает главенствующее положение в моей душе, всё, пиши — пропало. Если я радуюсь — то до боли в животе и скулах, если грущу — то до полной депрессии и отрешения от внешнего мира. Я не могу делать что-либо наполовину.
Снейп — он не такой. У него словно есть своя неповторимая оболочка, как панцирь, за твёрдой стеной которого, возможно, прячется такое же горячее сердце и целый калейдоскоп эмоций. Хотя я вполне могу ошибаться.
По окончании завтрака я встречаюсь с Ремусом во дворе, желая поговорить с глазу на глаз.
— Профессор, тут такое дело…
Мысли никак не хотят оформляться в связную речь, я переминаюсь с ноги, дёргая край ни в чём не повинной футболки.
Люпин, прищурившись в своей манере, внимательно смотрит на меня, затем бросает взгляд на распахнутые окна и выводит меня за пределы двора. В ответ на мой удивлённый взгляд Ремус лишь добродушно улыбается, и, похлопав меня по плечу, спокойно объясняет:
— Я понял, что предстоит серьёзный разговор, поэтому и отошёл туда, где нам никто не помешает.
— Вы угадали, — я медленно киваю, мысленно ставя галочку поработать над своей мимикой.
Я подробно излагаю Ремусу содержание сна, он не прерывает меня, лишь изредка хмурит брови.
— Поэтому я хотел узнать, может ли этот сон быть вещим? Ведь там мою маму…убили. Авада Кедавра, я узнал её изумрудное сияние. И тот человек в мантии. И его глаза. Я в жизни не видел таких глаз.
— И дай Мерлин не увидеть, — рассеянно роняет Люпин, всё ещё пребывая в задумчивом состоянии.
— Ремус… — я смотрю на мужчину, — кто это был?
— Я не знаю, Гарри. Честное слово не знаю, — добавляет профессор в ответ на мой недоверчивый взгляд, и звучит это вполне убедительно.
— Значит это не вещий сон?
И с каких, интересно, пор я стал верить в подобную суеверную чушь?
Ремус выдёргивает былинку и начинает жевать её кончик, чуть вскинув голову и щурясь на солнце, поэтому отвечает не сразу.
— Я думаю, что нет. Не вещий. Гарри, ты просто любишь своих родителей и сильно боишься их потерять, как любой нормальный человек.
Это обнадёживает. Пока что.
— Вряд ли. Ты испытываешь чувство страха, опасаешься за жизнь родителей, что вполне объяснимо в свете последних событий. Звучит убедительно? — губы Люпина изгибаются в намёке на лёгкую улыбку.
— Вполне, — возвращаю ему улыбку.
— В таком случае, пора вернуться в дом, пока нас не потеряли.
Ну что ж, Ремус утверждает, что я понапрасну забиваю голову всякой ерундой. Хотелось бы мне в это верить…
====== Глава 3 ======
Недели сменяют друг друга в сумасшедшем ритме. Вроде бы один день не похож на следующий, каждый раз мама придумывает новые развлечения, дабы расшевелить всех нас, и всё равно, не успеваю я оглянуться, как наступает июль. Палящее солнце не щадит Годрикову Впадину, и все буквально умирают от жары, спасаясь в приятной прохладе дома или под зонтиками в уютных плетёных креслах, со стаканом охлаждающего сока в руках. Лично я стараюсь всё своё свободное время (а его у меня хоть отбавляй) проводить на улице, но, к сожалению, в относительном бездействии. Мама запрещает нам с отцом рассекать на мётлах в такую жару, и поэтому я частенько коротаю время во внутреннем дворике под деревянным навесом, в любимом кресле и с книгой в руках.
Всё моё внимание сегодня посвящено той самой книге о зельеварении, подаренной мне Гермионой. Открыв первую страницу и просмотрев несколько абзацев, я понимаю, что моя голова сейчас на две части разломится. Неужели нельзя написать всё то же самое, только нормальным языком?! Вздохнув, снимаю очки — вблизи я прекрасно вижу и без них, нечего лишний раз ухудшать и без того плохое зрение. Пристроив очки на краешке стола, я углубляюсь в чтение.
После третьего прочтения до меня начинает доходить смысл написанного. Спустя пять минут я вполне улавливаю суть первой страницы. М-да, это тебе не Историю Квиддича читать, Поттер. Хотя, стоит отметить, даже зельеварение — не менее занимательная штука. Только более сложная. Да куда там, она просто невероятно сложная, с такой уймой тонкостей и нюансов, что впору сойти с ума от столь безграничного количества информации.
Но, за неимением другой литературы, приходится довольствоваться тем, что есть. В конце-концов, я более чем уверен, что в сентябре Гермиона первым делом поинтересуется, открывал ли я вообще книгу, не то, что читал. Уф, и как только Рон с ней справляется? Ведь он вообще не переваривает литературу, да и вряд ли ее когда-либо полюбит.