Спустя какое-то время мне приходится смириться с тем, что сам я ни до чего не додумаюсь. Потому что мне катастрофически не хватает информации. Лишь в одном я стопроцентно уверен — что всё это самым прямым образом связано с теми взрывами.
Глаза начинают слипаться, тело становится словно ватным. За окном уже совсем темно. Взглянув на часы, я удивлённо вскидываю брови — полдвенадцатого.
За дверью периодически раздаются перешёптывания, но больше никто не решается меня потревожить.
Выпустив Буклю на ночную охоту, я оставляю окно открытым и ложусь спать. Вернее, пытаюсь поспать хотя бы несколько часов, потому что сумбурные мысли не дают покоя.
С огромным трудом я дожидаюсь первых лучей солнца.
Выскользнув из своей комнаты, я осторожно и по возможности бесшумно выхожу на улицу. Солнце только-только встаёт над горизонтом, поэтому довольно-таки прохладно, но мне лень возвращаться в дом за одеждой потеплее.
Чувство обиды несколько притупляется, на смену ему приходит пугающее безразличие и разочарование.
Почему им так трудно всё рассказать мне? Особенно маме. Ведь она редко скрывает что-либо от меня, потому что между нами сложились на редкость доверительные отношения, что не характерно, к примеру, для Рона и Молли.
Я всегда мог прийти к маме, ну или, по крайней мере, написать письмо, рассказать о том, что меня волнует. Может, кому-то это могло показаться странным, но она всегда была для меня самым близким другом, ближе, чем Рон и Гермиона. Правда, в большинстве случаев я предпочитал держать всё в себе. Этому меня учил отец ещё с самого детства: я должен быть сильным и не должен выпускать своих внутренних демонов на волю. Я старался, но всё же самоконтроль иногда давал слабину.
Порой всё происходило с точностью до наоборот: я бывал слишком добр к своим школьным обидчикам, а их у меня предостаточно. Отец сетовал по этому поводу, а вот мама как-то странно улыбалась. Как сказал позже профессор Люпин, я перенял её безграничную доброту ко всем людям. Ох, не знаю, не всегда это чувство берёт верх во мне.
Раздавшийся невдалеке лёгкий хлопок, словно кто-то аппарировал, заставляет меня обернуться.
Только через несколько мгновений я осознаю, что стою и наблюдаю с тёплой улыбкой на губах за приближением Северуса Снейпа. И в голове ненавязчиво блуждает мысль, что я ждал его появления как никогда раньше.
Только вот не хватало сейчас ещё начать копаться в самом себе, поэтому, запихнув странные позывы воспалённого сознания куда подальше, я стираю улыбку с лица и приветствую мужчину сразу, как только он поравнялся со мной.
Что-то с ним не то. Походка не такая летящая и стремительная, поникшие плечи, и эта смертельная тоска, промелькнувшая в чёрных глазах до того, как Снейп успевает замаскировать её привычным безразличием.
Чувствую, как ледяные мурашки рассыпаются по позвоночнику, заставляя передёрнуть плечами, и причина вовсе не в холоде.
Так, пока я не растерял оставшуюся храбрость, надо выяснить у Снейпа всё, что меня волнует.
— Сэр, какая связь между мной и теми взрывами?
Ого, я сам не ожидал, что озвучу мучающий меня вопрос столь буквально.
Снейп впивается в меня фирменным внимательным взглядом.
Не могу я, когда он так смотрит на меня. Под прицелом этих глаз я чувствую себя неловко.
Профессор видимо это замечает и учтиво отворачивается, повернув голову так, что набирающие силу солнечные лучи падают на его лицо. И только сейчас я отмечаю, что волосы его отливают глубоким тёмно-синим цветом, как вороново крыло, а опущенные ресницы дают густую тень. Так интересно… Снейп далеко не красавец, но подобные детали внешности, и характерные черты лица придают ему аристократичную привлекательность. Плюс его манера говорить, довольно сдержанная мимика, гордо вздёрнутый подбородок, — всё это завершает образ этакого неприступно-циничного мужчины.
И о чём я только думаю сейчас?!
— Нашли-таки вчерашний номер Ежедневного Пророка? — голос Снейпа возвращает меня на землю.
— Мм…да, — неуверенно начинаю я, параллельно пытаясь додуматься до скрытого подтекста вопроса.
— Я им так и сказал, что от тебя ничего не скрыть.
Мне кажется, или я слышу усмешку?
— Угу. Так какая связь? — как можно более небрежно спрашиваю я, прищурив один глаз от солнечных лучей и задумчиво ероша волосы.
Замечаю, как взгляд Снейпа устремляется на кисть моей руки, путающуюся в прядях.
— Как тебе объяснить…— медленно произносит профессор и умолкает, продолжая наблюдать за моим занятием. Сам он при этом задумчиво постукивает указательным пальцем по своим губам. Я не нарушаю тишину и дожидаюсь ответа.
— Думаю, ты заметил некоторое совпадение.
— Да, день рождения.
— Верно. Причём, ты — не единственный.
— В смысле? — я не понимаю, куда клонит Снейп, — Не единственный, кто заметил?
— Не совсем. Понимаешь, среди волшебников, так же как и среди магглов, много парней, родившихся 31 июля 1980 года. И когда вдруг происходит серия убийств, где среди погибших обнаруживаются молодые люди с таким интересным совпадением, — это наводит на некоторые подозрения. Следовательно, другие юные волшебники с точно такой же датой рождения, проживающие в Англии, начинают беспокоиться за свою жизнь и подсознательно заносить себя в список следующих жертв.
— Глупость какая, — бурчу я под нос, но Снейп тотчас перебивает меня.
— Сегодня утром было ещё два взрыва.
Мои брови ползут вверх.
— И?
— Тоже магические семьи, и тоже два парня с датой рождения 31 июля 1980 года.
— Но откуда вам это известно? Ведь сегодняшний Пророк ещё не вышел.
— Я был у профессора Дамблдора. А он, сам понимаешь, в курсе всех событий.
— Ясно. Но кому могла прийти в голову такая безумная идея? Убивать ни в чём не повинных людей? Причём с такой закономерностью? И почему именно с такой датой рождения? — я пытаюсь совладать с нарастающим волнением, поэтому всячески отвлекаю себя вопросами, чтобы хоть как-то увести свои мысли в другое русло. Чтобы не думать, что я и моя семья, — что мы можем стать следующими.
— Гарри, — Снейп хмурит брови и как-то странно смотрит на меня, словно принимая важное решение. Ну уж нет, ему-то я не позволю молчать.
— Профессор Снейп, прошу вас, скажите! Я ненавижу быть в неведении, — со вздохом произношу я, встречаясь с пытливым взглядом. Что-то похожее на волнение мелькает во взгляде Снейпа, но вдруг мужчина прикрывает глаза, буквально на пару мгновений, а когда открывает вновь, в них уже нет и тени былого чувства.
— Гарри, обещаю, что я расскажу тебе всё. Как только придёт время.
— Но…
— Я что, так часто разбрасываюсь обещаниями? — перебивает меня профессор, и я слышу нотки неприкрытого раздражения в низком голосе.
— Нет, — получилось смущённо.
— В таком случае, стоит принять на веру моё обещание. И ещё — постарайся не вмешиваться, — небрежно произносит Снейп, и, заметив мой раскрывающийся в попытке возражения рот, добавляет уже гораздо твёрже, чётко выговаривая каждое слово:
— Я сказал «не вмешиваться», а это значит не задавать никому лишних вопросов, не подслушивать, не устраивать скандалов и ссор. Потому что сейчас как никогда нужна собранность, трезвость ума и серьёзность в принятии важных решений.
— Получается, моя семья может стать следующей? — озвучиваю я свой сокровенный страх.
Снейп снова сканирует меня внимательным взглядом и отвечает:
— Не факт. Но и расслабляться тоже не стоит. И, если ты ещё не в курсе, наш разговор перестал быть конфиденциальным, — заканчивает Снейп, и я понимаю, что он краем глаза наблюдает за кем-то за моей спиной.
Обернувшись, я замечаю отца, и по его выражению лица можно сказать, что он не очень-то доволен. Интересно, чем? Что я разговариваю со Снейпом? Вот новость-то…
Но отец ничего не произносит, лишь как-то странно смотрит на профессора. Ну, тут уж они пусть сами разбираются. Зельевар молча провожает отца взглядом и скрывается в доме.