До поддона совсем недалеко. Еще перегнуться, чуть-чуть… Ногти зацарапали доски… В досках есть отверстия, — наверно, чтобы порох дышал… A-а, вот, нащупалось одно! Галька вцепился, потянул. Ну! Сильнее!
То ли доски были слишком тяжелы, то ли деревянный круг притерся к стенкам ствола — поддон ни с места. Этого Галька не ожидал. Святые Хранители… Ну еще немного сил!
Нет, если тянуть со всей отчаянностью, тело перевешивает и можно свалиться внутрь мортиры. А время-то летит! Вот-вот кто-нибудь появится рядом, взглянет на башню… Кажется, уже идут! Ветки шелестят!
Галька сам не помнил, как ухнул головой в орудийное жерло. И съежился, затих — будто перепуганный котенок на дне бочки. Не заметили?.. Ох, кажется, нет…
Сюда, в короткую стальную трубу мортиры, звуки доносились перепутанно, смутно, словно отражались от неба: шум деревьев на берегу, шаги, кашель, голоса… По голосам Галька различил, что недалеко от башни остановились двое. Разговаривают. Да и слова можно разобрать.
— Дисциплина, как у сезонников на угольной барже… — Это Красс.
— Не мудрено. Столько месяцев бродячей жизни. Мы уже не военное судно, а полудикий капер. — Это артиллерист. — И сколько еще все продлится, одному Богу ведомо…
Красс ответил неразборчиво. Бенецкий сказал:
— Нервы. В лунные ночи меня теперь тянет на скорбные откровения… Я понимаю, мы офицеры. Но иногда здравый рассудок просто вопит: «Господа, кому это нужно?»
— Вопит, — коротко согласился Красс.
— Да… Подумать только, какой ерундой мы занимаемся. А ведь я, автор монографий по баллистике, профессор прикладной математики, мог бы сейчас преподавать в академии флота. А вы — командовать клипером где-нибудь на австралийской линии.
— Пожалуй, — согласился Красс. — Хотя едва ли… У меня есть другие планы. Но уж конечно, не это ползанье на брюхе по мелководью… Однако что поделаешь, господин Бенецкий. Пока нет мирного договора, нам просто некуда деться.
— Вам хотя бы в одном проще: вы, к счастью, без семьи…
— Тоже мне счастье, — вздохнул Красс.
— В данном положении — счастье… А у меня жена и сын остались в Регеле. Генерал Барен, тамошний военный губернатор, тупая скотина, объявил их гражданскими пленными. Сынишка ходит в местную школу, и ученики в классе травят его… Если позволите, капитан, когда мы возьмем заложников, я обменяю Биркенштакка на семью…
— Разумеется. Если штаб согласится… А впрочем, на кой черт нам спрашивать согласие у штаба?
— Я тоже думаю… Сыну десять лет. Кстати, очень похож на нашего… юного лоцмана, только помладше. Я, когда на этого мальчишку смотрю, просто… знаете, в глазах щиплет… И до того горько, что мы его обманываем… Что?
Галька перестал дышать. Стало очень тихо. Казалось только, что шелестят темные облачные клочья — они летели над Галькой в зеленом круге неба. Наконец Красс громко сказал:
— А в чем, собственно, мы его обманываем? Я изложил наш план мальчику подробно и честно.
— Да, — так же громко отозвался Бенецкий. — Я не это имел в виду. Я о том, что вынуждены вмешивать ребенка в военные дела и не можем ничем помочь ему.
— Придет время — поможем… Эй, Уно Квак! Смирно! Вы почему ушли от трапа? Вы, кажется, часовой!
— Но господин капитан… — Голос Уно был плачущим. — Боцман позвал, велел помочь развинтить ша…
— Молчать! Если вы еще раз покинете пост, я просто-напросто прикажу расстрелять вас! Ясно?
— Так точно, господин капитан-командор… Только я ведь на минуту. И боцман… И от кого караулить-то? Пусто кругом… Что за служба, господи! Лучше уж и правда на тот свет…
— Ступайте, не хнычьте… Послушайте, Бенецкий, ударный спуск уже поставлен на затравку?
— Да, капитан. Только надеть капсюль…
— Мне пришло в голову… — Красс, кажется, коротко засмеялся. — Что, если грохнуть сейчас холостым? Для учебной тревоги. Чтобы встряхнуть этот юр-тогосский сброд, именуемый экипажем!.. Во время переполоха увидим, кто чего стоит. А зарядить орудие снова мы до отхода успеем, запасной порох еще есть… А?
— Как скажете, капитан, — бодро отозвался Бенецкий.
— Пожалуй, так и сделаем. Несите капсюль.
— Есть… Хотя…
— Что?
— Шесть миль до города. В форте услышат выстрел…
— A-а, черт. Вы правы. А жаль…
Голоса заглохли. Капитан и артиллерист, видимо, отошли.
Наверное, каждый поймет, что почувствовал Галька в конце их разговора. На миг казалось, будто он уже летит в огненном вихре прямо к луне. Еще секунда — и кинулся бы из мортиры! На глазах у офицеров! Но не кинулся, только отчаянно зажмурился…