Сейчас эти люди спят и ничего не знают. А через несколько минут многих из них не будет!
Святые Хранители, за что же это все?
Сквозь пелену боли, сквозь мокрые ресницы Галька увидел, как ушли к острову десантные шлюпки. Потом из черных кустов замигал фонарик.
— Пора, — отчетливо сказал Красс.
Все прижали к ушам ладони. И боцман! Отпустил Гальку. Лишь сам Галька не шелохнулся.
…Выстрел показался ему негромким. Но упругая сила смяла, швырнула Гальку с люка. Он ударился спиной о палубу. А палуба наклонно ушла вниз, ее залила вода, смыла последние ветки, накрыла Гальке грудь. Мортира выдохнула снаряд, и, лежа навзничь, Галька видел, как уходил в небо черный мячик. Сперва в небо, а потом по дуге все ниже… Галька стремительно сел. Не на-а-а-до! Он вцепился в падающую бомбу глазами. Каждым своим нервом, всем своим отчаянием он словно стремился задержать в полете этот смертельный метеор.
Кромка острова прятала от сидящего Гальки бастион. Снаряд упал за остров. Сейчас грохнет! Сейчас… Сей… Что?
Тонко звенела в ушах тишина. Да где-то, кажется, раздался всплеск…
Мокрый Галька поднялся. Вода нехотя уходила с палубы. По железу гулко бегали. Кричали. С острова опять засигналили фонариком.
— Сообщают, что недолет! — громко сказал Красс. — В чем дело, Бенецкий?
— Этого не может быть!
— Увы, это есть. Вы же слышите, нет взрыва. Снаряд упал в воду, фитиль не догорел… Вон и шлюпки возвращаются. — Красс был странно спокоен.
Бенецкий бросился в башню, — наверно, осматривать прицел. Вышел. Сказал:
— Все в порядке.
С размаху въехала на пологую палубу шлюпка, выскочил Хариус. Завопил:
— Как это понимать, капитан-лейтенант Бенецкий?!
— Никак, — сумрачно ответил артиллерист. — Этого не понимаю я и уж тем более не поймете вы…
— Это из-за пороха!
— Я же заменил заряд у вас на глазах.
— Значит, тот мальчишка успел снова?! Когда?! Это была ваша вахта, господин капитан-командор!
— Хариус, вы идиот, — устало сказал Красс.
— Вы оскорбляете меня сегодня второй раз!
— Я называю вещи своими именами.
— A-а… да! Вы правы, я идиот! Я не понял сразу, что вы изменник! Вы потворствовали сопляку, чтобы погубить корабль! Вы тайный королевский лизоблюд!
— Лейтенант Хариус, сдайте оружие, вы арестованы…
— Вы сами арестованы! — Хариус выхватил «смит-вессон».
В это время подошла вторая шлюпка. С грохотом высаживались матросы, шагнул на палубу Клотт.
— Лейтенант Клотт! Капитан Красс предал экипаж и корабль, я арестовал его! — Хариус почти визжал. — Вы поддерживаете меня?
— Охотно, — флегматично сказал Клотт.
— Вот и имей дело с недоучившимися кадетами, — заметил Бенецкий.
— Вы, Бенецкий, тоже арестованы! Матросы, это изменники! Помните, что вы — люди Юр-Тогоса, а эти северные аристократы… они всегда мечтали переметнуться к королю! Взять их!
Матросы, топоча и сопя, окружили капитан-командора и артиллериста. Суетливо сдернули с них пояса с кортиками.
— Судя по всему, они спелись еще на острове, — хладнокровно заметил Красс. И через головы низкорослых юртогосцев оглянулся на Гальку.
Галька стоял расставив мокрые ноги и улыбался. Боли уже не было. Только спокойная и немного усталая радость. Потому что это случилось. Благодаря Гальке или нет — неважно! Все равно недолет! Вот вам!..
А может, это ты помог, маленький Хранитель? Спасибо!
Хариус тоже взглянул на Гальку. Лицо лейтенанта стало злорадно-задумчивым. Он почесал подбородок рукояткой отобранного у Красса кортика и небрежно распорядился:
— А мальчишку расстрелять немедленно…
Галька ничего особенного не почувствовал. Он был как во сне. Или в театре, где смотрел пьесу про другого мальчика. Что-то громко говорили Красс и Бенецкий, что-то насмешливо отвечал Хариус. Гальку толкнули, прислонили к фок-мачте. Стуча сапогами и прикладами, против него встали шесть человек. Подошел седьмой — с веревкой. Сейчас… Но страха так и не было. Потому что теперь все равно. Что еще оставалось Гальке в жизни? Город спасен, а идти ему, изгнаннику, все равно некуда. О том, что Реттерхальм мог принять его обратно, у Гальки и мысли не было. Все равно это уже не его город…
Красавчик Хариус прокричал команду, шеренга выровнялась. Троих в шеренге Галька не знал, не помнил. А трое других были растяпа Уно, тощий пожилой дядька с длинным прозвищем Щербатая Щука и пухлый низенький матрос по кличке Каша. Каша позавчера подарил Гальке свистульку, а Щербатая Щука любил спрашивать, показывая редкие зубы: «Ну расскажи еще разок, как ты обезоружил боцмана? Гы-ы…»