- Это вовсе не плата! - убежденно заговорил профессор. - Просто в нездоровом виде я не смог бы реально помочь ему. А никаких сделок мы с ним не заключали - да в них и не было необходимости. Наши цели и так совпадают - это уничтожение немцев на территории Румынии, а затем уничтожение самого Гитлера. Мы сотрем нацизм с лица Земли!
Глаза Гленна раскрылись так широко, что Куза чуть было не рассмеялся.
- Так вот что он вам обещал! А когда нацисты у вас кончатся, кто будет на очереди? Не забывайте, что Моласара невозможно насытить. Ему постоянно нужны будут средства к существованию. Кто же следующий?
- Прекратите допрашивать меня подобным образом! - взорвался вдруг Куза. Его терпению пришел конец. - Выход обязательно будет найден! Если целая нация прекрасно уживается рядом с Адольфом Гитлером, то уж с Моласаром мы как-нибудь сумеем поладить!
- С чудовищами нельзя жить, - покачал головой Гленн. - Ни с нацистами, ни с вампирами, ни с самим дьяволом. Простите, мне пора.
Он резко повернулся и зашагал прочь. Магда молча наблюдала, как он уходит. А старик смотрел на нее и понимал, что хотя она и не бросилась вслед за этим красавчиком, но мысленно, безусловно, находится сейчас рядом с ним. Он потерял свою дочь. Но, как ни странно, он не почувствовал ни боли, ни горечи утраты. Одно раздражение. И еще злость на этого самоуверенного туриста, который так вот, походя, лишил его дочери. Хотя теперь ему это было почти безразлично.
Когда Гленн скрылся за углом гостиницы, Магда снова повернулась к отцу. Наблюдая за сердитым выражением его глаз, она хотела понять, что сейчас происходит в его сознании и что за смятение начинается в ее собственной душе. Отец выздоровел, это прекрасно. Но какой ценой? Да, он очень сильно изменился. Не только физически, а и духовно. Казалось, будто перед ней сейчас стоит совсем другой человек. В его голосе появились высокомерие и надменность, чего раньше Магда никогда за ним не замечала. И еще одно оставалось непонятным: почему он с такой самоотверженностью защищает этого Моласара? Отца будто разобрали на составные части, а потом снова сложили, скрутив невидимой тонкой проволокой и забыв при этом поставить на место некоторые важные струны его души.
- Ну, а ты чего ждешь? - ехидно осведомился отец. - Разве ты не уходишь вместе с ним?
Магда ответила не сразу. Отец казался ей чужим и далеким.
- Конечно, нет, - тихо произнесла она, стараясь, чтобы голос не выдал ее страстного желания немедленно кинуться вслед за Гленном.- Но...
- В чем еще дело? - Старик как кнутом хлестнул ее этой фразой.
- Ты действительно хорошо подумал над тем, какую сделку может предложить тебе Моласар?
Лицо профессора исказилось, и Магда сама уже была не рада, что спросила его об этом. Губы старика скривились в злобной усмешке.
- Теперь мне все ясно! Твой любовничек сумел-таки обратить тебя не только против отца, но и против твоего собственного народа! Я угадал? - Слова как камни сыпались на несчастную девушку. Затем Куза издевательски засмеялся: Как же тебя легко переубедить, дитя мое! Пара очаровательных голубых глаз и мускулистое тело - вот и все, что нужно, чтобы заставить тебя позабыть о жизни тысяч таких же, как ты сама!
Магда покачнулась, будто на нее налетел внезапный порыв штормового ветра. Нет, это не отец стоит сейчас перед ней и обвиняет во всех грехах. Он никогда не был таким жестоким ни с ней, ни с другими. Как же он изменился! Изо всех сил Магда сдерживалась, чтобы не дать ему достойную отповедь.
- Я просто хотела тебе помочь, - сказала она, стараясь, чтобы он не заметил ее трясущихся от обиды губ. - Как ты не понимаешь того, что Моласару ни в коем случае нельзя доверять!
- А откуда тебе это известно? Ведь это не ты говорила ночи напролет, не ты видела, как он зол на немцев за то, что они посмели вторгнуться в его дом, стоящий на его собственной земле!
- Да, но я все же успела почувствовать его прикосновение, - сказала девушка, невольно начиная дрожать под пригревающим солнцем. - И не один раз, а целых два. И ничто теперь не убедит меня в том, что ему жаль евреев или вообще хоть одну живую душу на этом свете.
- Да, но я ведь тоже знаком с его прикосновением, - возразил упрямый старик и демонстративно прошелся вокруг пустого кресла, не прилагая к этому никаких усилий. - Посмотри сама, как подействовали на меня его руки! Что же касается намерений Моласара спасти наш народ, то я не питаю на этот счет никаких иллюзий. И будь уверена: он не отступится от своих замыслов. Поэтому я и собираюсь помочь ему в осуществлении его планов.
- Я просто хочу, чтобы с тобой ничего не случилось, - только и смогла произнести в ответ Магда.
- Я тоже хочу, чтобы с тобой все было в порядке, - отозвался он неожиданно потеплевшим голосом и на секунду будто снова стал прежним заботливым отцом, которого она знала всю жизнь. - И не надо больше встречаться с этим Гленном. Он плохо на тебя влияет.
Магда отвела взгляд в сторону и угрюмо уставилась на далекие горы. Нет, с этим она никогда не согласится.
- Лучше его я никого еще не встречала, - тихо, но твердо произнесла она.
- В самом деле? - Лицо профессора вновь приобрело жестокое выражение.
- Да, - почти шепотом ответила Магда. - Он заставил меня заново осмыслить всю жизнь! Да я, можно сказать, и не жила раньше по-настоящему.
- Как трогательно! Прямо Шекспир! - презрительно ухмыльнулся отец и тяжело опустился в кресло. - Я считаю, что наш разговор окончен. Отвези меня назад в замок!
Магда вспыхнула от негодования.
- Сам себя довезешь!
- С моей стороны и так было довольно неразумно приехать сюда без посторонней помощи, - заговорил профессор, будто и не слышал вовсе того, что она только что в порыве гнева бросила ему в лицо. - Но я не мог ждать, пока ты придешь за мной. Теперь же мне надо быть вдвойне осторожным. Нельзя допустить, чтобы у немцев возникли подозрения относительно моего настоящего состояния здоровья. Иначе ко мне могут приставить дополнительную охрану. Поэтому становись сзади и начинай толкать.
Магда нехотя исполнила то, о чем просил ее отец. Но по крайней мере сейчас ей уже не было так тяжело оставлять его одного у ворот крепости. Магде хотелось побыть немного одной.
Матей Степанеску был очень зол. Ярость кипела в его груди, как расплавленный вар. И, что самое странное, он объяснить даже не мог, почему это происходит. Недовольный и напряженный, он сидел на терраске своего крошечного домика в самом южном конце деревни. На столе перед ним лежала круглая буханка хлеба и стояла нетронутая чашка с чаем. Он размышлял сейчас об очень неприятных вещах, и его раздражение постепенно росло.