– Он машинисту помогал, – торопливо сообщила проводница. – Он начальник поезда. Когда всё произошло, он за рацией вернулся. Потом людей выводил. Упал вдруг. У него сердце… О, господи!
Она тяжело села на насыпь, закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях.
Всеволод Полозов разорвал на лежащем синюю форменную рубашку и нащупал артерию. Пульс отсутствовал.
– Зрачок широкий, на свет не реагирует, – отчиталась Оля. – Клиническая смерть, да?
– Вследствие острой сердечной недостаточности, – добавил доктор Полозов автоматически. – Приготовьтесь: непрямой массаж сердца и искусственная вентиляция лёгких. Пять на два. Начали!
После двух серий он понял, что измотанная девушка, усердно выдыхавшая воздух в приоткрытый рот пациента, сама, того гляди, потеряет сознание.
– Контролируйте пульс, – велел он помощнице. – Дальше я один.
Человек не возвращался. Всеволод Полозов, отгонявший от себя мысли о боли брата, подумал вдруг, что целительная сила рук иссякла, залитая страхом за жизнь Ворона. Но выбор был сделан пять минут назад, когда он пошёл к незнакомому пациенту.
– Ну, давай же, давай! – шептал врач, ритмично вжимая грудную клетку бездыханного. – Тебе нужно жить!
Огонь облепил одежду, повис над каштановыми кудрями и распахнул телу горячие объятия. Но Ворон не ощущал жара. Раскалённый воздух не обжигал лёгкие. Отвратительный дым не терзал грудь удушьем.
Зачарованный, он смотрел на застывший пожар будто изнутри невидимого кокона.
«Спасайся, парень!»
Ступор выпустил рассудок из цепкого захвата. Ворон опомнился. Протянул руку в замершее пламя, взялся за расплывшийся край спальной полки. Рывок, упор, прыжок. Он качнулся под порывом ветра, удержал равновесие и, отскочив к краю заваленного вагона, спрыгнул вниз. Кувырнулся в траве и, как заправский акробат, тут же вскочил на ноги.
«Живи, парень! И я буду жить. Твой брат возвращает меня в жизнь».
Невесомая сфера отделилась от тела Ворона и собралась в фигуру плотного мужчины, на голове которого красовалась фуражка железнодорожника.
– Вы…?
Ворон хотел спросить «кто», но слова прилипли к пересохшим губам.
«Я там, – призрак махнул рукой на голову поезда. – Извини, мне пора. Может, когда увидимся. Но, чур, живыми!»
Владимир Полозов молча кивнул и медленно опустился на землю. К нему подбежали, принялись трясти, звать, задавать вопросы. Кто-то плеснул водой в лицо. Он только вяло повёл рукой, мол, отстаньте. А сам провожал взглядом уплывающего спасителя. Происшествие не укладывалось в голове: информационная ипостась умершего обернула собой живое человеческое тело. Закрыла от огня? При всём уважении к потусторонним силам, Владимир Полозов не мог смириться с нереальным ответом. Но ни одного серьёзного ожога на себе он не чувствовал. Под опущенными ресницами протекли невнятные кадры только что состоявшегося события: застывший огонь, остановившийся воздух, замершее время.
«Я был в переходе, – шевельнулась догадка. – Там протекли минуты. Здесь промчалось одно мгновение».
Знакомый звон в голове грозил превратиться в очередной ступор, служивший клином между рассудком и организмом. Ворон напряг мускулы, дабы не позволить себе отключиться. И тут резкая боль в руке мгновенно отрезвила тонущее сознание. Он вспомнил про разбитую бутылку, разлепил веки и посмотрел на распоротое предплечье. Окровавленный осколок торчал чуть ниже локтя.
– У кого-нибудь пояс или ремень остался?
Вопрос был законный. Названные предметы одежды пустили на перевязочный материал в первую очередь. Мужчины, обступившие пострадавшего организатора спасательных мероприятий, изумлённо уставились на него сверху вниз. Никто не ожидал, что человек, чудом выбравшийся из горящего вагона, продемонстрирует непоколебимое самообладание.
Шустрая бабуся протиснулась к раненому.
– Сейчас, сейчас, сынок! – она сняла с головы косынку и бережно отёрла кровь.
– Братана его приведите! – крикнул кто-то из спортсменов.
– Без паники, парни, – Владимир Полозов прижал рану и легко поднялся. – Это не смертельно.
Он натолкнулся на настороженный взгляд пенсионера-пожарника и, сделав вид, будто ничего особенного не приключилось, продолжал:
– Мы все вагоны прочесали, кажется? Тогда давайте-ка переводить раненых к локомотиву. МЧС должна быть тут с минуты на минуту, – он посмотрел вдаль и кивнул сам себе. – Уже едут!
Все как по команде оглянулись.
– Не прошло и часа, – проворчал пожарник и, пока остальные искали на горизонте признаки спасательной службы, подозрительно смерил Владимира Полозова с ног до головы. – Умелые у тебя ангелы-хранители. Ты хоть понимаешь, что изжариться мог в этом проклятом вагоне?
– Понимаю. Забудь.
Пожарник отступил под странным колючим взглядом.
– Точно, прибыли! – объявил он, запоздало заметив приближающий поезд.
– Помогите там. Я отдышусь немного, – сказал Владимир Полозов и, придерживая раненную руку, пошёл к бело-чёрному столбу, оставшемуся от старого ограждения железнодорожного полотна.
Хотелось поскорее привалиться к чему-либо устойчивому, поскольку в голове вновь поднялся шум, вполне объяснимый и естественный на сей раз.
– Доктор, есть пульс! – воскликнула Оля.
Всеволод Полозов сделал последнюю контрольную серию реанимационных мероприятий и в изнеможении сел возле ожившего.
– Посмотрите, нет ли у него в карманах валидола или каких-то других лекарств, – произнёс он.
В поле началось суетливое движение. Доктор Полозов перевёл взгляд на железнодорожное полотно.
– Спасатели едут, – он вытер пот со лба. – Теперь всё будет хорошо.
Он встал.
– Доктор, куда вы? – почему-то испугалась юная медсестра.
– Проверю, нет ли пострадавших в пожаре. Оставайтесь с пациентом, Оля.
Он шёл мимо людей, потянувшихся навстречу долгожданному поезду. Тело ощущало неподвижность близнеца. Воображение немедленно нарисовало десяток ужасающих сцен, и, сделав несколько шагов, Тур сорвался на бег.
– Ворон! – забыв об осторожности, крикнул он.
Но тайна имени не пострадала: никто теперь не обращал внимания на высокого мужчину со следами чужой крови на сером пиджаке. Среди потрясённой измученной человеческой массы, узревшей конец своим бедам в облике невозмутимых сотрудников МЧС, он больше не был доктором-спасителем и стал одним из сотни пассажиров, волею судьбы оказавшимся на месте крушения.
– Ворон.
Он увидал брата.
– Я в норме, – Ворон оторвал голову от полосатого столба.
Тур воспринял его слова, однако не успокоился, пока не осмотрел близнеца профессионально.
– Ты ни с одним пациентом не чикаешься так, как со мной, – поморщился брат, но сопротивляться не посмел.
– Терпи, осколок вынимаю, – предупредил врач.
Кровь хлынула из глубокой раны и секунду спустя покорно остановилась, повинуясь целительному жару заботливых рук.
– Болит?
– С какой стати? Когда ты мне боль причинял?
– Слушай, давай-ка без бравады! – доктор Полозов повысил голос. – Это что, шутки, по-твоему? – он показал глазами на окровавленное предплечье.
Ворон обезоруживающе улыбнулся.
– Тур, успокойся.
Врач опустил голову. Нервы, вырвавшиеся из-под пресса могучей воли, заставили сердце отбивать в груди лихую чечётку.
– Брат, запомни, – выговорил Тур тихо, – если на моих руках окажутся два тяжёлых пациента и одним из них будешь ты, мне будет глубоко плевать, кто второй.
Ворон привстал, притянул близнеца к себе и заглянул в глаза.
– Ошибаешься. Что бы ни произошло, ты останешься трезво мыслящим врачом. Я это знаю точно, как то, что следом за ночью приходит день, за зимой – весна, а за смертью – жизнь. И я тебя не подставлю. Два как один. Так было много лет, так есть и будет всегда.
Тура передёрнуло. Всё приключившееся сегодня с братом вдруг стало достоянием его собственной памяти как реальное, но не распознанное.
– Я не хотел говорить сейчас, – продолжал Ворон негромко, – но вижу, придётся. Дух человека, которого ты откачивал, пока я торчал в горящем вагоне, пришёл ко мне на помощь.