Через час дежурного хирурга вызвали в приёмный покой.
– Всеволод Васильевич, как хорошо, что вы сегодня в отделении! – врач приёмного облегчённо вздохнула.
Для доктора Полозова подобная ремарка новостью не являлась. В больнице его знали не только как великолепного хирурга, но и как эрудированного, грамотного специалиста и безотказного коллегу, у которого всегда можно спросить совета.
– Что здесь? – хирург поправил резиновую перчатку и подошёл к топчану, где лежал бледный худощавый мужчина. Под полузакрытыми глазами его собрались желтоватые синяки, а сухая кожа обвисла множеством складок, состарив лицо на десяток лет.
Возле больного стояла крупная женщина, не столько озабоченная, сколько сердитая.
– Доставили по «скорой» из поликлиники посёлка Медное с подозрением на желудочное кровотечение, – сообщила врач. – Общая слабость, потливость. Жалобы на боли в животе. С утра тошнота и рвота. В рвотной массе кровяные прожилки.
– Анамнез?
Врач заглянула в амбулаторную карту.
– Вчера провалился в какой-то овраг, – она устало пожала плечами. – Со слов жены – в состоянии алкогольного опьянения.
– На рогах домой припёрся! – вмешалась толстуха. – Грязный, как свинья. Опять обожрался самогону. Эвон, весь проспиртованный.
– Не пьяный я был, – тихо отозвался больной, не открывая глаз.
– Вы можете описать, что с вами случилось? – доктор Полозов присел на стул возле топчана.
– Не помню я, – мужчина с трудом разомкнул веки. – Приняли по сто, потом я в лес пошёл за жердями. Забор поправить хотел. Свернул где-то, наверное. Очухался в карьере, в таком дерьме!
Он болезненно сморщился и прижал слабой рукой ввалившийся живот.
– Не пьяный, как же! Да от тебя до сих пор гадостью воняет! – возмутилась жена. – Говорила дураку: не хлебай что попало! Его в прошлом году в инфекционное привозили, думали, желтуха! Я тут со стыда чуть не сгорела, пока с врачом объяснялась.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – обернулся к ней доктор Полозов. – Проведём анализы и, если ничего страшного нет, отпустим домой. А пока позвольте, я вас осмотрю, – он наклонился к больному.
Осмотр не занял много времени и закончился серией рвотных потуг, встряхнувших тело незадачливого любителя самогона. Пока подоспевшая медсестра занималась пострадавшим, врач приёмного покоя отвела хирурга в сторонку.
– Всеволод Васильевич, я, право же, не знаю, что писать в приёмном статусе.
– Я сам напишу. Перевозите в хирургию.
– Вы забираете его? – доктор выпрямилась, будто с плеч её сняли непосильный груз.
– Да. Понаблюдаю, посмотрю анализы, и если что, ночью возьму на стол. Вы чувствуете запах от его тела и волос?
– Да. Краска какая-то.
– Краска… – медленно повторил Всеволод Полозов. – Где вы живёте?
Жена больного оглянулась, несколько секунд рассеянно хлопала глазами и, наконец, сообразив, о чём её спросили, назвала деревню.
– Доктор, надолго вы его?
– Завтра всё станет ясно, – ответил хирург, а сам подумал: как странно женщины прячут свой страх: одну проблему они ловко скрывают за другой, более удобной и безобидной. Действительно, на фоне предварительного диагноза поселкового фельдшера отравление самогоном, с точки зрения деревенской бабы, казалось житейской мелочью.
Результаты гастроскопии оказались обнадёживающими. Доктор Полозов составил список назначений, лично проследил за исполнением, отправил анализы в лабораторию с пометкой «срочно» и взялся за приёмный статус. Интуиция подсказывала ему, что данный случай не потребует операционного вмешательства. Но застраховаться следовало, иначе заведующий не упустит момента вызвать дежуранта на ковёр.
Закончив с бумагами, он ещё раз навестил больного. Мужичок чувствовал себя значительно лучше: лежал под капельницей и отпускал шуточки медсестре.
– Сегодня вам вставать не рекомендуется, – хирург остудил бойкого острослова. – Вижу, вы молодцом, но слушаться будете меня.
– Вас слушаться – с удовольствием, доктор. Это не жёнкины указки исполнять.
Всеволод Полозов сохранил строгий профессиональный вид.
– Давайте попробуем восстановить картину вчерашнего происшествия. Итак, что представлял собой овраг, где вы очнулись?
– Да карьеры это. Мы туда раньше ходили за песком. А год назад тама свалку сделали. Добра немного, но вони!
– Какого рода добро?
– Ну… пакля всякая, хорошо между брёвен забивать. И порошок цветной. От него крысы враз дохнут. Зимой начали бочки какие-то привозить. Целенькие мы с соседом прибрали. Ломиком поддели крышки, дело плёвое, и готово. В хозяйстве, знаете, сгодится.
– Что было в бочках?
– А шут его знает. На олифу похоже. Знаете, такое, доски под покраску покрывать.
Всеволод Полозов понимающе кивнул.
– А потом, – мужик поёрзал на койке, укладываясь поудобнее, – весной уже, размыло всё, и такое дерьмо получилось! В него-то я и ахнулся со всей дури.
– Припомните, не могли ли вы глотнуть жидкость из карьера.
– Не! А на харю попало точно. Вчерась до ночи отмывался. Доктор, это у меня от той гадости живот скрутило?
– Вероятно. Как далеко карьер от деревни?
– Пяток километров. Да туда вся округа ходила. У нас людишки хозяйственные! – пациент подмигнул.
– Зачем вы туда завернули вчера?
– У меня бывает. Вы вот, наверное, городской. В лесу не ходили. А там всякое случается. Как говорят, леший завёл. Ну и… стопочка была не одна. При жёнке говорить не стал, башку бы оторвала. Но мы на троих этак…
– Ясно. Отдыхайте. Утром вас переведут в терапевтическое отделение.
Доктор Полозов возвратился в ординаторскую, обнаружил на столе отчёт из лаборатории, быстро просмотрел результаты и нахмурился. Диагноз врача из Медного не подтвердился. Однако интуиция не отпускала из сознания проблему, логически исчерпанную. Тур прислушался к близнецу: Ворон сидел за столом, медленно листая толстую книгу.
Рука сама собой потянулась к сотовому.
– Есть минутка поговорить?
– Ещё один странный случай? – осведомился брат на другом конце беспроводной связи.
– Пожалуй, в чём-то странный. Не понимаю, что мне не нравится. Деревенский мужик провалился в какой-то карьер с лакокрасочными отходами…
– И у тебя краска? – оживился Ворон. – Похоже на семейную напасть… Эй, ты почему молчишь?
Тур встрепенулся.
– Слушай, как называлась деревня, куда мы заезжали в поисках Лиса? Я тогда к трактористу подошёл с вопросами.
– Не помню, но это легко выяснить.
– Подожди, ещё посмотри по карте, сколько километров от этой деревни до развилки, где мы видели фуры.
– Тур, что тебя так беспокоит? – голос Ворона стал тревожным.
– Ничего конкретного, к сожалению. Мужик поступил с токсическим отравлением, хотя утверждает, что только перемазался в каком-то масле. Биохимический анализ крови показал потрясающее превышение нормы трансаминаз и билирубина…
– Стоп. Теперь то же самое только по-русски, – беззастенчиво перебил брат.
– Что? А, извини. Короче, печень самого подзаборного алкоголика выглядит лучше. Понимаешь, единичное отравление никогда не вызовет такую картину через сутки после попадания токсина в организм.
Теперь надолго замолчал Ворон.
– Если мы об этом поговорим дома, никто не умрёт? – спросил он, наконец.
– Нет. Надеюсь. У тебя есть идеи?
– Можно сказать и так. Ладно. Не забудь про пикник!
Лис догадывался, что близнецы сговорились предоставить ему полную свободу действий, но вместо ожидаемого удовлетворения на сердце скреблась досада. Он так долго трудился, чтобы добиться взаимопонимания с братьями, а вчера сам, своим бескостным языком, перечеркнул достигнутые результаты. «Неуд» на экзамене стал логическим итогом подавленного настроения.
– Да, Дед прав, – Лис обратился к большой чёрной галке, разгуливающей перед скамейкой в университетском сквере, и процитировал: «Прежде чем бороться со всемирной неустроенностью, необходимо навести порядок в собственной натуре».
Птица посмотрела на студента внимательным круглым глазом и вернулась к прерванному занятию – исследованию пустого пакета из-под хрустящей картошки.