— Как я должна бы смотреть? — спросила Дорина, опечаленная тем, что не сумела сказать слова, которые ждал ее муж. Она понимала, что обидела его своим испугом, и сожалела об этом.
— А вот не смотрела бы такими глазами. Не дивилась бы, а поздоровалась бы по-человечески и собрала бы мне чего-нибудь поесть.
А Дорина, согласившись с мужем, что она, действительно, совершила оплошность, не найдя самых подходящих для положения слов, почувствовала его еще более родным и близким, чем всегда.
«Она должна бы обращать огорчения в шутку, — думал дядя Вицу. — Так должна бы поступить умная женщина в подобном положении». И Вицу внимательно смотрел в глаза жены, пытаясь догадаться, что будет дальше. Сумеет ли она или не сумеет обратить их теперешние огорчения в шутку?
— Была бы я умной, не пошла бы за тебя, — пошутила женщина, выполнив таким образом скрытое желание мужа.
— Это я дал маху, на тебе женившись, — ответил Вицу, радуясь тому, что женщина сумела проявить юмор в таком невеселом положении.
— Пошла бы за человека с положением… со светскими манерами… Он бы меня на бал железнодорожников водил, а летом ездила бы и я на курорт. Жандармский начальник и мне бы говорил: «Целую ваши ручки, мадам». Помню, сколько за мной увивался нынешний поп Думитру… У родственников осведомлялся…
Она говорила обо всем этом шутливым, неторопливым голосом, чувствуя потребность припомнить, что на самом деле все это происходило не так.
— Были бы у меня теперь просворки в доме… Маслицо постное для лампадок, часы наручные.
— Был бы у тебя муж поп, Дорина, — шутил Вицу, довольный тем, что жена думает так же, как и он. — С предрасположением к полноте, — уточнил муж, довольный мудрым выражением, которое ему казалось самым удачным.
— Вицу, а когда ты меня поведешь в кино? — спросила жена, разохотившись до шуток и до баловства.
— Как только найду работу… — без особого убеждения заверил ее Вицу.
Слова жены показались ему неуместными. Теперь ему хотелось, чтоб его приласкали, побаловали.
— А ты мне когда блинчиков напечешь?
— Напеку ужо… Напеку, — ответила женщина тем же тоном, каким муж обещал свести ее в кино.
Теперь между ними легла какая-то тень неловкости, даже как будто и разлада, как это всегда бывает, когда двум людям хочется одновременно, чтобы их побаловали.
— Теперь мой черед, — спокойно сказал Вицу, который угадывал положение и торопился разъяснить обстоятельства в свою пользу. Ему правилось обсуждать вещи, которые обычно остаются невысказанными, скрытыми. В большинстве случаев люди не рискуют это делать, опасаясь, как бы о них бог весть что не подумали; но он, когда считал, что имеет на что-нибудь право, то и пользовался им, не думая о том, что скажут другие. Будучи в глубине своей души убежден, что он человек вполне правильный, Вицу считал, что ему полагается говорить такие слова. Он говорил их самым обычным тоном, каким говорят вполне понятные вещи, и слова его казались всем вполне оправданными. Зачастую дядя Вицу брал на себя риск говорить и кое-какие неприятные истины, которые всем были известны, но которые не всякий осмеливался высказать. «Что ж, как видно, и это все на мою голову сваливается». В данный момент, например, после целого дня беготни, он считал, что имеет право на чуточку ласки.
— Теперь ты должна обо мне позаботиться, Дорина, — объявил ей дядя Вицу. И голос его, умышленно ясный, звучал, как ирония по адресу тех, у кого не хватало смелости произносить такие слова.
— А я-то и не подумала, — ответила женщина, в глубине души огорченная тем, что опять провинилась перед мужем. Она помнила, что Вицу нередко, разжившись деньгами, баловал ее, как барыню, водил в кино или в ресторан слушать музыку и пить пиво.
— Проголодался я, — поторопился Вицу закрепить за собой свою привилегию.
С торжествующим видом жена сунула ему под нос гусиное яйцо.
— Откуда это у тебя? — умышленно подивился Вицу, желая порадовать жену, вознаградить ее таким образом за внимание. — Откуда ты его достала? Они же такие дорогие!
— А тебе какое дело? Яишенку тебе сбитую зажарю, сытнее будет, — лукаво подмигнула ему жена.
Глядя на Вицу, с аппетитом уплетавшего приготовленную ею яичницу, Дорина искренне радовалась. «Вот так пусть она на меня смотрит, так хорошо, — думал Вицу, косясь на довольное лицо жены. — Так и я на нее смотрю, когда вожу ее в ресторан и она не умеет пить пиво из бутылки… или когда смеется в кино».
— А ты не зайдешь в дом? Хоть поздоровайся с ними, посиди минут пять, — просительным тоном сказала женщина.
— Да как же я так пойду?