Выбрать главу

— И никто тебя не вытеснил из очереди? Ты твердо стоял на месте, а? — смеясь, спрашивал дядя Вицу. — Ты у меня молодец, крепыш, не удивительно, что выстоял…

— Если бы я не додумался и не взял бы с собой Нунуцу, от коаны Марии, не видать бы мне хлеба… — И глазенки мальчугана блеснули огоньком, от которого у дяди Вицу пробежал по спине неприятный холодок. — Девчонка кричала и плакала, а люди говорили: «Пустите малыша вперед, пусть скорей хлеб возьмет, а не то сестренка его вся криком изойдет».

Фэника был в восторге от своей хитрости и смеялся над людьми, которых ему удалось провести.

— Они думали, что Нунуца моя сестра…

Глаза дяди Вицу сверкнули стальным блеском. Резкая боль пронизала сердце. Рэдица с презрением посмотрела на брата. Фэника понял, что быть беде, и боясь, что ему попадет, спрятался за спиной у Рэдицы; но та спокойно отстранилась, и Фэника снова остался лицом к лицу с отцом.

— Рэдица, помоги! — кричал Фэника, ища у сестры убежища. Он верил в доброту Рэдицы, он ненавидел ее спокойствие в эти минуты. «Она всегда с отцом заодно, потому и такая спокойная».

— Да ты не видишь, что он тебя не бьет? — с пренебрежением посмотрела на него Рэдица. — Ударил тебя папа чем-нибудь? А если не бьет, чего кричишь? Погоди сперва, чтобы побил, — возмущалась она причитаниями брата. — Побьет, тогда и кричи. А у тебя все шиворот-навыворот…

— А ну-ка, ну, расскажи еще разок, как ты это там схитрил, как Нунуцу на часок занял… — неторопливо приглашал его отец, очевидно желающий еще раз прослушать весь рассказ. Но в этой его терпеливости было столько нескрываемого гнева, что Фэника ужаснулся.

Он молчал, надеясь, что Рэдица придет ему на помощь. Но сестра продолжала вытирать стаканы.

— Молчишь, а?

Вицу повернулся к Рэдице:

— Неси ремень.

Ремня у них в доме не было. В случае надобности занимали у соседей. Рэдица открыла окно, высунулась в него и громко крикнула:

— Господин Иким, будьте добры, займите нам немного ремень.

И сосед перебросил им ремень через забор. Подвижная, проворная, Рэдица поймала его на лету.

Фэнику больше всего ужасало спокойствие, с которым проводились все эти приготовления. «Принеси ремень». «Вот вам, пожалуйста, ремень».

Дядя Вицу хлопал ремнем по воздуху.

— А ну, расскажи, расскажи нам, малый, как это ты там схитрил, — сказал дядя Вицу, приглашая Фэнику рассказать все по порядку. — Что эти люди про Нунуцу подумали?

Со страха Фэника рассказывал, прерывая свои слова всхлипываниями и то и дело косясь на отца и на ремень:

— Они думали, Нунуца — моя сестра…

— Нет, ты не так, — нахмурился дядя Вицу, — а вот с тем огоньком, как давеча, в глазах. Вот именно тот самый огонек я хочу еще разок увидеть…

Боясь, что его прибьют, Фэника забился в самый дальний угол.

— Не бей меня, папочка, не бей. Я больше не буду…

— Да я не бью, не бью тебя, — решил дядя Вицу, которому был противен плаксивый голос мальчика. Он бросил ремень к ногам Фэники в знак того, что после таких причитаний тот больше и не заслуживает, чтоб его били.

— Ты слишком трусишь. Когда ты больше не будешь кричать, тогда я тебя побью… только тогда. Когда перестанешь кричать, приходи ко мне, чтоб я тебя отодрал. «Вот смотри, папочка, я больше не дрожу от страха, теперь ты можешь меня лупить…» В кого ты только такой вышел, трусливый, черт тебя побери!

— Неси хлеб, Рэдица! — крикнул дядя Вицу. — Дай ему, пускай жрет. Все люди стоят в очереди, а он умнее других, не желает стоять и берет напрокат Нунуцу. Этому вас учили в школе?

Рэдица принесла хлеб и швырнула перед Фэникой:

— На, жри себе!

Фэника сидел перед хлебом и горько всхлипывал.

— Бери и ешь, ешь его весь. Чтоб ни крошки не осталось… Ты этого заслуживаешь. Сам хитрил, сам и ешь.

— Вот так, жри его, жри, приятного аппетита!

*

Дядя Вицу часто ссорился с Фэникой. Между ним и сыном не было такого согласия, как между ним и Рэдицой; ему не нравилось, как растет мальчик, у которого начали складываться дурные навыки.

Как-то раз он застал Фэнику за пересчитыванием мелочи. Больше всего рассердило его благоговение, с которым мальчик считал деньги, тщательность, с которой он раскладывал по кучкам монетки по пять и по десять лей.