Фэника отошел от бога с какой-то жестокостью; так отрекся бы он от человека, которого сперва считал бы могущественным, но который впоследствии оказался бы слабым, беспомощным. Союз с богом представлялся теперь ему глупостью, сделкой, лишенной всякого практического интереса.
Прежде, когда Фэника ходил в церковь, это огорчало дядю Вицу, но несмотря на это он сына все-таки понимал. Теперь же, когда он убедился, что сын его такой же неверующий, как и он, он никак не мог понять, почему мальчишка все время околачивается подле церкви, ходит по пятам за отцом Думитру и открыл лавчонку, в которой пишет акафисты.
Больше всего огорчало дядю Вицу то, что Фэника избрал этот ошибочный путь именно теперь, когда он повзрослел и стал смекалистей. И чем больше он понимал вещей, тем серьезней становилась его ошибка. Отец его предполагал, что Фэника уже начал понимать многое из того, что происходит в этом мире, но извлек из этого ошибочные выводы. Повадки Фэники его огорчали, потому что он видел в них не просто оплошность, заблуждение, а неправильный взгляд на жизнь, выработавшийся слишком рано у мальчика, который упорно оставался ему верен. На отца и на Рэдицу он смотрел сверху вниз, считая, что понял жизнь лучше, чем они, не сумевшие увидеть в ней то, что он давно уже увидел. Отец надоедал ему вечными выговорами, а Рэдица раздражала своей манерой показывать, что она стоит на стороне отца.
Бедность, в которой они жили, вызывала в душе Фэники только чувство пренебрежения к тем, кто жил в этой обстановке бедности.
Он уже тогда разработал план своей жизни и был твердо намерен привести его в исполнение. И с тех же пор принял решение уехать из Баба-Лики, перебраться в центр.
Как-то раз он сходил вместе с Рэдицей к вдове советника. Сестра его стирала там белье, а Фэника поддерживал ей компанию. Это было в те времена, когда они отлично уживались друг с другом и Рэдица брала его повсюду с собой.
Он проник в неведомый мир, глубоко взволновавший его. Как это ни странно, Фэнике понравилось то пренебрежение, с которым его приняли в доме у советницы. Это пренебрежение не вызвало в нем отвращения; высокомерность, холодное безразличие были для него свидетельствами той жизни, которой он завидовал. Ему понравился странный запах этого дома, его холодный покой, рассеянный вид, с которым хозяйка дома вошла в прачечную и спросила Рэдицу, что это подле нее за мальчик. Рэдица с гордостью ответила, что это ее брат, но Фэника почувствовал стеснение, слыша слова сестры. Он был всецело на стороне этой барыни, на стороне ее холодности и безразличия.
— А… я так и думала, — сказала скучающим тоном барыня и мимоходом погладила мальчика холодной рукой в веснушках и кольцах.
Фэнике понравилась и ее холодная ласка, как и то, как советница мимоходом сделала замечание Рэдице, обратив ее внимание на то, что полотенца надо мыть как-то особенно. В свои четырнадцать лет Фэника думал, что сытая и беспечная жизнь влечет за собой душевные увечья, отчужденность, равнодушие. Эти моральные последствия не отдаляли его, однако, от подобной жизни: он соглашался принять на себя этот риск.
— Сколько раз я тебе говорила, как это делать!
Эти слова, высокомерно брошенные его сестре, показались ему божественными.
С тех пор Фэника начал мечтать о том, что и у него будет когда-нибудь большой и внушительный дом с высокими воротами, дом, где никто не говорит громко, а главное, никто не говорит того, что думает. Грубоватая искренность дяди Вицу и Рэдицы его раздражала. Ему хотелось видеть вокруг себя людей, которые умели бы со скучающим выражением лица говорить только приятные, пустые слова, лишенные всякой важности, в доме, где за столом говорят так, как он слышал в доме у советницы: «О… вы сегодня очень хорошо выглядите»; «У меня ужасная мигрень, всю ночь была бессонница, болела голова от этого коньяка», «То, что вы говорите, чрезвычайно интересно», — слова, в которых потом ему было бы нелегко уточнить, что именно показалось ему таким интересным.
Фэника уже тогда мечтал о богатой и красивой жене. Но ему хотелось, чтобы первой ее любовью был не он, а кто-то совсем другой… Ему хотелось, чтобы у жены его была до этого сильная страсть, любовь к бедному студенту, и чтобы эта связь закончилась плачевно в силу различия в их положении.
Он мысленно представлял себе такую сцену: отец влюбленной девушки входит в ее комнату, чтобы напомнить ей об обязанностях, вытекающих из ее положения в обществе.