Любовь к Лучике родилась в момент, когда в сознании художника шла борьба между бесплодной и нелепой требовательностью и желанием что-то сотворить, сказать так или иначе в искусстве свое слово. Он с самого начала понял, что Лучика любит его не за то, чем он был на самом деле, а за то, что она думала, что сможет получить от него. Он нуждался все же в уверенности, поэтому влюбился в нее страстно и в первый раз пугался призрака разлуки. На этот раз способность понимания не приуменьшала его боль, а напротив увеличивала ее. Он знал, что если Лучика когда-нибудь покинет его, то она это сделает потому, что он старше ее, что он бедный неудачник, человек безвольный и неспособный устроить свою жизнь, лишенный той притягательной силы, которой обычно наделены мужчины. Лучика заставила его скорее отказаться от своих творческих замыслов, и без того неосуществимых, и художник после краткой борьбы признал себя побежденным. Он мирился с этим положением, потому что, фактически, был побежденным уже давно, только и ждал того, чтобы признать свое поражение, и Лучике нетрудно было превратить его в мужа, в котором она нуждалась. Он знал, что сможет сохранить ее только ценой отказа от своих идеалов, от самого себя, что только ценой настоящего и подлинного уничтожения своей личности сможет добиться того, чтобы Лучика каждую ночь спала в его объятиях. Но это ему не удалось: он не смог полностью уничтожить свою сокровенную суть, полностью отказаться от самого себя, заняться делами и обеспечить Лучике спокойную, обеспеченную жизнь. Очевидно, именно это и вызвало недовольство женщины.
— Что с тобой, Нику? Ты опять возвращаешься к прошлому?
Лучика ждала от него полного отказа от прежних принципов, которые он должен был принести в жертву ее красоте и молодости. Но художник ей этой жертвы не принес.
Многие из его любовных связей были гармоничными и серьезными, основанными на глубоком родстве душ. В любви же его с Лучикой ничего подобного не было. Он вспоминал о том, как, впервые посетив его художественное ателье, Лучика никак не могла понять, как это он может тратить столько времени на живопись.
— Так, значит, вот чем ты занимаешься, Нику, — с грустью в голосе сказала она, даже и не пожелав посмотреть на остальные картины.
Открытое ее пренебрежение к живописи и к его творческой деятельности понравилось тогда художнику; он видел в нем юношескую жестокость, избыток жизненных сил. Мнения этой женщины как бы лишний раз подтверждали его собственное убеждение в том, что его искусство не может принести плодов.
Лучика пробудила в нем стремление быть поистине мужчиной и светским человеком: ему хотелось баловать ее, роскошно одевать любимую. Ему уже давно хотелось баловать какую-нибудь женщину, позволить ей взять над собой власть, именно в силу того, что она женщина — женщина молодая и прекрасная. Поверхностность Лучики восхищала и радовала его гораздо больше, чем все серьезные разговоры об искусстве, которые он и его друзья вели в молодости в различных кафе.
— Когда в жизни столько всего, столько женщин, которым не с кем жить, столько роскошных ресторанов, столько разных живописных мест, просто непонятно, как это вы можете терять время на искусство. Пусть этим занимаются всякие калеки, рахитики, чахоточные, но не нормальные, здоровые люди, — говорила Лучика, весело смеясь и показывая свои белые, крепкие зубы.
…Он был твердо намерен развеять чары воспоминаний. Он нуждался в образе женщины с седыми волосами, лицом, изуродованным морщинами, с испорченными зубами, сгорбленной, ворчливой и вульгарной.
С ней он больше не виделся почти десять лет. Знал, что она вышла замуж за владельца кинотеатра «Париж» и живет где-то на Друмул-Серий. Предполагал, что у нее есть и телефон. От одной ее приятельницы, вместе с которой она выступала в труппе Тити Михэйлеску и которая жила еще в их районе, художнику удалось узнать ее адрес. Он изменился, потому что она уже успела развестись с владельцем кинотеатра и выйти замуж за другого.
У него не хватило сил вызвать ее по телефону. Надо сказать, что он несколько раз порывался это сделать, но каждый раз, представляя ее себе на том конце провода, клал трубку на место.
В конце концов, он попросил Сонсонела позвонить Лучике. Убедить Сонсонела было нелегко: идея художника ему совершенно не нравилась.
— К чему это? Она теперь, верно, старая… Беззубая… Не дело это…
Лучика удивилась и обрадовалась, а затем согласилась встретиться с художником в кондитерской через дорогу от кинотеатра «Нони».
Прежде, когда он встречался с ней, художник всегда заранее обдумывал, что именно припасти для нее, чтобы доставить удовольствие: строфу какого-нибудь нравящегося ей романса, грязный анекдот — Лучике они нравились, какую-нибудь сплетню из жизни художников. Слушая все эти пустяки, которые художник глубоко презирал и ненавидел, но которые все же старался как можно забавнее подать ей, Лучика весело смеялась и вознаграждала его, нежно целуя посреди улицы. Боясь потерять ее, художник отказался от своих взглядов, подделываясь под ее требования и вкусы. Он еще помнил, как в один из первых вечеров, когда они встретились, Лучика совершенно искренне упрекнула его в том, что он совсем не похож на других мужчин, с которыми она встречалась в жизни.