Лучика казалась стесненной скромной обстановкой кондитерской, но, как и все проживающие в центре города дамы, старалась казаться довольной отдельными подробностями.
— Мне нравится узор этой скатерти…
Она была довольна, что может разглядывать требовательным оком скромную обстановку кондитерской: уже в двадцать лет она мечтала иронически разглядывать убогие периферийные кондитерские, рестораны, гостиные.
Женщина постарела. «Как она обрюзгла…» — думал художник и радовался, что видит ее обрюзгшей, с морщинами на лице. Так радовался, видя ее постаревшей и некрасивой, что женщина отнесла было его внимательный взгляд на счет волнения встречи.
— А вдруг ты меня еще любишь, — довольно и несколько недоуменно улыбнулась она.
В глазах художника сверкнула искорка радости. Он продолжал внимательно изучать безжалостные следы времени, ее морщины, обрюзгшее лицо, отяжелевшее тело, смешное, жалкое кокетство.
— Ты постарела.
В ответ на замечание художника, Лучика остановила внимательный взгляд на его пожелтевших впалых щеках, на нитях седины в волосах и в свою очередь обрадовалась, видя его постаревшим, некрасивым и грустным.
— Как плохо ты выглядишь, — констатировала она с нескрываемой радостью.
— Ты выглядишь, будто тебе шестьдесят лет, — поспешил отпарировать удар художник. — Волосы красишь…
— Старею… — согласилась женщина, — но и ты не помолодел, — добавила она оживленно и как бы успокоившись.
Примирение с катастрофами старости породило в ее душе чувство нежности.
— Лучше бы я осталась с тобой, — сказала она так просто, лишь бы что сказать, без печали и без убеждения.
Разговор был не вполне обычный. Слова, с которыми они обращались друг к другу, не доходили непосредственно до их сознания, а сперва проходили сквозь время, сквозь воспоминания и сожаления и достигали его лишь после этого, приглушенные или усиленные.
— Детей имеешь?
— Дочь. В пятом классе гимназии. С математикой у нее не важно…
Как бы забыв о присутствии художника, Лучика думала теперь о себе, о своих огорчениях.
— Ищу ей хорошего репетитора, только не студента, а человека постарше. Мне кто-то обещал порекомендовать… Вот как уйду отсюда, зайду к нему посмотреть, сколько он просит за урок. Есть у меня адресок…
— А ты его любила? — прервал ее художник, который, в отличие от Лучики, мог думать только о том, что так или иначе касалось их бывшей любви.
— Кого это? На кого ты намекаешь?
— Человека, ради которого ты покинула меня… — И потому что слова эти показались ему слишком страстными, художник снова по-иному сформулировал вопрос: — Твоего мужа…
— А, ты это о Джике? — встрепенулась женщина, мгновенно преодолев тираническую власть времени и воспоминаний. Перед лицом неумолимой энергии Лучики и время, и воспоминания, и сожаления — все пугливо отходило в сторону. — Да неужели же ты думал, что я осталась с Джикой? — с торжествующим огоньком в глазах рассмеялась женщина. — Нет, дорогой мой, нет… с ним я прожила всего несколько лет, пока отобрала у него дома: ведь он же был настолько неосторожен, что переписал их на мое имя…
— С кем ты теперь? — спросил ее художник самым естественным тоном.
— Дочка от него, но я снова вышла замуж, — ответила Лучика с такой простотой, будто хотела доказать художнику, что, фактически, время не существует.
— И кто же твой теперешний муж? — продолжал художник, чтобы помешать ей пространно комментировать факты, ограничиваясь лишь добросовестным осведомлением.
— Мой муж — майор… Я жена офицера.
— И ты любишь мужа? — шепотом спросил он эту чужую женщину, бывшую когда-то его возлюбленной.
— Это очень хороший человек, — изменившимся, грустным и мудрым голосом сказала Лучика. — Заботится обо мне и о доме… Приходит время, когда люди — и в особенности, женщины — ищут не любви, а скорее убежища, норки, в которой они могли бы укрыться. Их партнер тоже человек усталый, которому наскучила любовь, которому нужна женщина, чтобы раз в неделю была ему женой, чтобы иметь горячую еду, чистое белье… Вот и все…
— И ты выбрала себе хорошую нору…
— Ну знаешь, этого еще не хватало! Чтобы я жила в районе с немощенными улицами!.. Мне обеспечен весь необходимый комфорт. Когда любишь, можешь жить и в сарае с протекающей крышей, но представь себе двух людей, которые не любят друг друга и спят на деревянной койке…