— А в чём ваша выгода в этой истории?
— Я не могу сделать что-то хорошее просто так?.. Ой, не смотри так! Против твоего исключения я тоже голосовала, если вспомнишь. Ну что, возьмёшь девочку?
— Я не врач.
— Унанита оставила инструкции. Она считает, что девчонка оправится, ей просто нужно время и отдых.
— А мозгоправ? Вот эти все разговоры по душам, нарисуй мне свой класс, нарисуй любимую учительницу? — наверное, это было какое-то колдовство Играс, потому что всё внутри меня требовало сказать “нет” и уйти, но я почему-то это “нет” не говорила. Сердце было возмущено предложением ввязаться в дрязги старших сестёр, а разум говорил, что она права, девочка окажется в приюте с её ужасными проблемами. Разум говорил, что я не справлюсь, я не врач, я вообще ничто, и я сделаю девочке хуже, чем казённый мозгоправ. Ребёнок вредит себе во сне — это же катастрофа! Но сердце почему-то упрямилось и требовало справиться.
Иногда я ненавидела саму себя.
— По моей просьбе совет дал девчонке ещё шанс. Я предложила отправить её на полгода к тебе. Ты… была в схожей ситуации и знаешь, что она чувствует. Возможно, поможешь успокоиться и вернуться к обучению.
— Ну это прям очень легко, ага. Но допустим, я согласна. Что будет, если я не справлюсь? Я не мозгоправ, а так, даже не наставница. Я могу и навредить. Что с ней и со мной тогда будет? Вышлете меня в ещё более медвежий угол?
— Тебе — ничего не будет. Но я лично надеюсь на успех. Ты… скажем так, ты не самая лучшая моя ученица. Но Тиара за что-то любит тебя, — “в отличие от меня” она не договорила, но по ироничной улыбке я догадалась, о чём наставница думает. — Возможно, ты не так уж и неправа в своём служении. Если сумеешь вернуть девчонку к учёбе, это будет белый камушек в твою пользу.
— Что за камушек?
— Забудь, так, неудачная аллегория. Майя, пожалуйста. Я не втягиваю тебя в дрязги сестёр, а прошу спасти от них девочку. Сдать Камалин в приют мы всегда успеем. Она не безнадёжна. Пусть до весны поживёт у тебя, отоспится, подготовитесь к экзаменам. А к весне мало ли, что случится. Но что-нибудь случится, и про девочку забудут. Может быть Ракху снимут, а может быть, Синод не утвердит Рафиз.
Что-нибудь, да случится, повторила я про себя. Вот так просто. А с другой стороны, полгода — большой срок. К тому же вряд ли меня отсюда заберут прямо как наступит календарная весна. Если Играс и правда организует мне перевод, всё равно, хорошо, если в начале лета уедем.
Я в последний раз взвесила аргументы “за” и “против”. Их было много, поэтому я я свела их к простым “хочу я себе головной боли или не хочу”. Головной боли я не хотела. Я хотела чтобы всё было по-старому, мои мальчики не уезжали, или мы как-то вернулись в Альдари, и там всё продолжилось как здесь, только с магазинами, кино и новыми книгами в книжном, а не по спецзаказу через библиотеку. Племянницу Ракхи я в своей жизни не хотела.
— Выгнать всегда успеем, а столуемся мы за счёт Ордена. Попробую что-нибудь сделать.
Если бы я знала, к чему это приведёт, я бы выкинула матушку в окно. Или сама выбросилась.
Но я не знала, поэтому забрала окурки из стакана чтобы выбросить их где-нибудь, и повела матушку во двор, знакомить меня с моей первой в этой жизни ученицей.
Вблизи девчонка превзошла все мои ожидания. Высокая для своего возраста, крепкая, сухая и какая-то угловатая и посеревшая, что, если не вглядываться в молодые серые глаза, она казалась старше меня. И не очень грациозная. Нет, она не падала, не запиналась и не выглядела потерявшейся. Но её движения были зажатыми и сухими, как у человека, который не знает, как себя вести, или чудовищно напряжен. Она просто встала с крыльца и выпрямилась так, что я аж услышала, как у неё рвутся от напряжения мышцы. Захотелось спросить, точно ли это наша послушница, а не мейндская солдатка. Она выглядела, как будто внутри неё натянуты струны и держат руки-ноги вместе так жестко, что она с трудом может пошевелиться.
— Камалин, это сестра Анатеш, твоя новая наставница.
Кама ударила себя кулаком в грудь, демонстрируя похвальное рвение. На меня она посмотрела с вызовом, и я поняла, что не впечатлила её, или тётушка предупредила о том, что я такое. Если второе, то матушка-настоятельница подложила девчонке свинью. Вряд ли грымза рассказала правду о наших с ней отношениях, скорее всего, напугала девчонку разной чушью о моей большой ненависти к своей прекрасной персоне. Мир матери-настоятельницы вообще был прост: была прекрасная и безгрешная она, и остальные мальчиколюбы, мудаки, шлюхи и завистницы. К ней Элени во плоти явится, Ракха немедленно назовёт её тряпкой и дурой.