Я вспомнила, как пришла в этот мир. Отец говорил, что это было в Элени, и это был прекрасный весенний день. Папа был первым, кому я улыбнулась, и поэтому мама говорила, что я ближе к нему. А Кадм был маминым любимцем.
Я вспомнила наш дом в Кетеке, мою первую школу и день, взорвали железную дорогу. Наш дом подожгли, но мама и папа его потушили. Потом папу подстрелили, в руку, и меме пришлось отстреливаться от погромщиков самой.
Помню, как к нашему дому подъехала машина с открытым кузовом, в которой уже ютились несколько перепуганных семей с наших улиц. Помню бешеную гонку до крепости. Папа держал меня и брата, а мама стояла над нами, гордая, красивая, с развевающимися короткими волосами. Она стреляла из своего карабина в преследователей и кричала им проклятия.
Пуля попала ей в грудь, и моя мама, перевалившись через борт кузова, упала на обочину.
Мы не могли остановиться и подобрать её.
Я вспомнила, как папа покдармливал меня и мелкого своим пайком.
Брату это не помогло.
И папе тоже.
Я вспомнила, как брат впервые после осады поднял меня на руки. Он был таким большим и сильным, а я маленькой и укутанной в дюжину одежек, как старушка.
Я вспомнила ворчание Играс и подружек по учёбе. Я вспомнила, как брат разминает мою руку, с которой только что сняли гипс. Я вспомнила, как впервые за долгие годы позволила мужчине прикоснуться ко мне. Зезара. Он словно читал мои мысли, я была впервые за долгие годы счастлива. Я вспомнила Бегейра и Андара, и все проведённые нами вместе годы.
Вспомнила, как впервые подняла голову, улыбнулась падающему из окон свету Извечного Огня и почувствовала тепло Тиары.
Я наконец-то почувствовала. Что-то жаркое приблизилось ко мне. Нет, у меня не появилось тело. Огонь охватил мою сущность, выжег мысли, сознание, пожирал то немногое, что от меня ещё оставалось. Моя решимость предстать перед судом Амазды растаяла. Я взбунтовалась против воли моего создателя. Я ухватилась за свои мысли, память и всё то, что было мной, и заорала несуществующим голосом.
Не помогло. Огонь охватил меня и сжёг в себе всё, мою память, мои чувства, мои стремления и всю меня. Огонь сожрал моё детство, смутные тени родителей, мою сестру, лица моих мальчиков. Последним воспоминанием оказалась стена масок в нашей крепости. Я вцепилась в неё из последних сил и не удержала.
Я перестала существовать.
16
Океан они пересекали молча. Девчонка Тиары сидела в углу и, скрючившись, пыталась не плакать. Выходило у неё плохо. Бергу было её немного жаль, но наставница девчонки не оставила ему выбора. Не завершить дело он не мог, связываться с орденцами — тоже. Пришлось рискнуть и попытаться добыть камень до прихода поезда. Даже дёрнуть связного с лесопилок. Можно было, конечно, прихватить в руины кого-нибудь из железнодорожников или жителей пристанционной деревеньки, но это было бы ещё более несправедливым.
В месть Тиары Берг не верил. Вряд ли великая богиня отвлечётся от своей спячки ради какой-то не очень умной девчонки, если она вообще ещё не оставила людей, как другие боги.
Выход из Океана они почувствовали сразу. Треск защитного контура утих, а на смену ему пришел привычный стук колёс.
Они переглянулись.
— Браслет придётся как-то снимать, — пробормотал Берг, переведя взгляд на девчонку Тиары. Та уже перестала плакать и просто валялась, как мешок картошки. Когда они вышли из океана, она, что-то почувствова, зашевелилась, но несильный пинок заставил её снова замереть.
— Отрежь ей руку, всего делов-то. Даже убивать не придётся. Выкинем её по пути, пусть Тиара определит её судьбу.
Девочка никак не отреагировала на их слова.
— Нельзя так с сестрой.
— Ага, сестра. Вон та бешеная — сестра. Я даже готов поверить, что у неё что-то от богини. А это хрень какая-то. Думаешь, богиня на самом деле за ней следит?
— Не богохульствуй.
— Чего? Ох, какой же ты кретин. Ну, решай уже, что делать. Если скидывать её с поезда, то сейчас самое время. До станции меньше мили. Там орденцы, не забывай. Нас наверняка уже ждут, — продолжал Махуш.
— Я наведу марево на этот вагон, и нас не найдут. А её отключу.
— То есть, она шевелиться не будет? Ну, если я того….
— Ты — ёбанный больной ублюдок, ты заебал уже!
— А ты не начинай снова своё нытьё.
— Как же ты заебал, видеть тебя уже не могу, повесить бы тебя, ебанутого! — Берг сплюнул на пол. Его нервы всё же не выдержали напряжения, и он принялся орать — Чтоб я ещё раз согласился с тобой работать. Нас три раза из-за твоего члена чуть не повесили, три раза! Та рыцарша тебе яйца чуть не отстригла, а тебе, ебанутому, всё мало!