Выбрать главу

— Скажи! — загудело звено, столпившись возле нас.

Генка сел на парту, положил на колени портфель, достал оттуда тетрадь по арифметике и карандаш.

— Дадим им морской бой!

— Настоящий!

— Настоящий!

— Как это?

— А вот как. На листке в клетку ставим свою эскадру — один линкор на 4 клетки, два крейсера по три клетки, три эсминца — по две и пять канонерок но одной клеточке. По вертикали ставим цифры 1, 2, 3, и так далее до 10, а по горизонтали — буквы от А до К. Ясно? И — грянул бой, Синопский бой!

(Говоря это, Генка торопливо чертил прямоугольники различной величины. Когда он расставил эскадру в разных клетках листа, мы пришли в неописуемый восторг и начали наперебой хвалить светлую Генкину голову. Боцман попросил Тарелкину отвернуться и назвать любую букву и цифру, как при отгадывании кроссворда по вертикали и горизонтали. Лена назвала 6 на К. Синицын провел карандашом, и лицо его приобрело торжественное выражение.

— Мимо! Давайте прорепетируем! — скомандовал он.

Звено разбилось на две эскадры: синюю и красную. Не прошло и десяти минут, а класс уже гудел от возгласов — одни были радостные, другие — не очень.

Нам с Генкой везло. Так и должно быть, ведь у нас была красная эскадра! Почти каждый наш залп попадал в цель. Тонули в пучине морских волн неприятельские корабли. Каждое потопление вызывало радостный крик «ура!», а редкие промахи не менее боевое «эх!».

Когда Генка вывел из строя еще один торпедный катер синих, я не удержался и сказал:

— Родиться бы тебе лет сто назад, Генка.

— Это зачем же? — не понял друг.

— Был бы ты каким-нибудь знаменитым адмиралом: Нельсоном или Ушаковым, а может, Нахимовым.

— Не хочу, — ответил Синицын. — Вот если бы лет на двадцать попозже — согласен.

Теперь не понял я:

— А это зачем же?

— Темнота, как сказал бы Дипломат, — начал философствовать Генка. — Через 20 лет у нас в стране будет построен коммунизм. Значит, всего будет завались. Бери, сколько хочешь и чего хочешь. И не надо тогда ни учиться, ни работать.

— Я возьму машину «чайку», — открыла свою мечту Лена, — и поеду путешествовать.

— А я ракету, — сказала Киреева.

— Подождите, подождите, — остановил я друзей, — а кто же вам все это даст?

— Сами возьмем.

— Где?

— Ну, в магазине или на заводе, — насторожился Синицын. — Все же будет бесплатно.

Это верно. Фаина Ильинична говорила нам, что при коммунизме все будет, всего будет очень много, и, наверно, не будет денег, значит, бесплатно. Тогда же вечером я рассказал об этом папе, а он улыбнулся и ответил:

— У вас получается, как в сказке, махнул волшебной палочкой и — встань передо мной, как лист перед травой, — автомобиль.

— Ну зачем палочкой, — обиделся я.

— Так по-вашему получается.

— Но ты тоже говорил, что будет изобилие?

— Говорил. Но ведь изобилие надо создавать. А чем его можно создать? Трудом и только трудом.

И папа, стараясь быть понятным, рассказал мне в тот вечер о том, как будут жить люди при коммунизме. Как они на наших полях будут собирать не сто пудов хлеба с гектара, а двести-триста, а может быть, и пятьсот; как они дадут земле воду, много воды, столько, сколько нужно, внесут в нее удобрения — азот, фосфор, калийные соли. А в городах, на заводах и фабриках рабочие придумают такие машины, которые будут делать все в десять-двадцать раз больше и быстрее, чем теперь.

— И все будут работать?

— Все, — убедительно сказал папа.

— И Прыщ? — не поверил я.

— И Прыщ, если он доживет до того времени.

Чего ему не дожить: вон какой здоровый — «москвич» запросто поднимает, а в совхозе не работает. Летом приходят к нему все и просят, чтобы он поработал на комбайне, помог убрать урожай. А он еще ломается. Однако идет, поработает два месяца, хапнет тонны две хлеба, а потом опять сидит дома. Ну, не сидит, а ездит в город на своем «москвиче», торгует на базаре. Его и стыдили, и на товарищеский суд вызывали — ничего не помогает. А вот теперь я вижу, что и мой друг Генка хочет жить, как этот Прыщ. Мне обидно за Генку и за девчонок, но я же не отец и не могу им так хорошо рассказать, как он. Я понимаю так: бесплатно — не значит даром.

— Нет, Генка, ерунду ты говоришь, — сержусь я. — И при коммунизме все люди будут учиться и работать.

— Вот чудак, — усмехается Синицын, — зачем же? Ведь все уже будет сделано. Кругом всякие автоматы. Подошел, нажал кнопку — и готово, что угодно.

— А если кнопка сломается? — спокойно спрашивает Саблин.