— Сюда! Ко мне!
Остановившемуся Лисицыну приказываю:
— На всех парах жми к будке садовника, скажи ему про мороз.
— Есть, капитан!
Но Пашка не успевает поднять пары: между рядами яблонь появляется высокая и прямая, как мачта, фигура садовника. Я подбегаю к нему и торопливо говорю о морозе, о приказе Коли Попова по флотилии, о соломе.
— Молодцы, ребятки, — одобряет наши действия садовник. — Зажигайте.
Скоро уже над садом плывет едкий голубоватый дым. В его густых клубах, как в вате, прячутся нежные лепестки яблоневого цвета. А мы, чумазые и веселые, подставив ветру спины, громко поем:
Когда мы возвращаемся в поселок и говорим о том, как здорово будет в августе не только смотреть на яблоки, но и есть, Лена говорит:
— Теперь, Сеня, тебе обязательно присвоят звание красного следопыта.
— Почему только мне, а Генке?
— Ему-то за что? — удивляется Грачев. — Пришел самый последний, солому не принес.
Я рассказываю ребятам, как произошла вся эта история, а встретивший нас Коля Попов сообщает:
— Я уже повесил над вашей «Авророй» звездочку и передвинул корабль вперед еще на сто миль.
— Удивил, — небрежно произносит Вовка. — Да им за такой подвиг самое малое медаль надо дать.
— Ну медаль, не медаль, — говорит Коля, — а ценный подарок, я думаю, дадут.
— Нет, — стоит на своем Грачев. — Будь моя власть, я бы наградил их медалью.
Кто бы мог подумать тогда, что желание Дипломата исполнится и совсем скоро.
Так держать!
Вы, наверно, тоже заметили, что перед праздниками всегда получается головоломка, потому что все самое важное откладывается на последний день. Вдруг выясняется, что необходимо оформить фотомонтаж, что в почтовом ящике стенгазеты нет ни одной заметки, что традиционный сбор тоже не проведен, потому что докладчик сидит сложа руки и ждет, когда ему принесут прошлогоднюю первомайскую газету.
Так было и на этот раз. У нас получился не сбор, а битва при Ватерлоо. Правда, стреляли мы друг в друга, в основном, языком — спорили и острили. Я уже подумал, что все это может кончиться ничем и мы разойдемся, как в море корабли, но слова «море» и «корабль» тут же заставили меня вспомнить, что я являюсь капитаном. Тогда я решил воспользоваться властью и приказал Синицыну:
— Боцман, построить команду на палубе!
— Но у нас сбор, — попыталась возразить Лена. — Это несправедливо!
— Разговорчики! — небрежно бросил Генка и скомандовал: — Встать! Смирно! Товарищ командир, экипаж «Авроры» построен!
Не отдавая команды «вольно», я сразу перешел в атаку.
— Рулевой Тарелкина, где фотомонтаж?
— У нас все готово. Осталось наклеить и надписи сделать.
— Когда повесите?
— Завтра.
— Механик Саблин, где стенгазета?
— Да у меня передовая есть из календаря…
— Не годится, — перебил я Мишу. — Напиши про наш поход.
— Уже писали к ленинским дням.
— Еще напиши. Возьми у меня вахтенный журнал. Там все есть.
— Ладно, — неохотно согласился Саблин. — Еще я написал про сад, вырезал из «Крокодила» карикатуру и еще сочинил стихотворение.
— Какое стихотворение?
— Про Фиделя Кастро, — смутился Миша.
То, что наш тихоня Саблин пишет стихи, мы знали давно. Но раньше он сочинял про степь, про лес, про небо, а теперь — про Фиделя Кастро. Это интересно.
— Читай! — приказал я.
Миша достал из кармана тетрадные листы, развернул их и начал читать: