— Морозов пришел?
— Здесь он, — ответил Синицын, выталкивая меня из-за шкафа.
— Иди сюда, герой!
Все сразу расступились, и я очутился около стола. Оба итальянца широко заулыбались, протянули ко мне руки и поставили между собой. Потом высокий седовласый гость стал строгим, подумал немного и сказал:
— Компани пионер!
— Товарищи пионеры, — перевел переводчик.
Итальянский коммунист говорил, что им очень понравился наш совхоз и вообще все, что они видели в Советском Союзе.
И школа у нас лучше, чем в Италии, и учителя у нас настоящие, а не монахи, как у них. И домов у нас строят больше. Гость помолчал немного и снова заговорил, обращаясь то к нам, то к переводчику.
— Товарищ Чиколини говорит, — пересказывал переводчик, что сегодня ему и его другу Марио Батистини стало еще понятнее, почему в годы войны в России было так много героев. Одного из них, Федора Поетана, он знал лично и гордится этим. Вы слышали о таком герое?
— Слышали.
— Знаем…
— Это по-вашему Поетан, а по-нашему он Полетаев, — внес, как всегда, ясность Вовка Грачев.
Итальянцы снова радостно заулыбались. Когда наступила тишина. Чиколини продолжал:
— Мы поняли, что героизм в советских людях воспитывается с малых лет, когда дети ходят в детский сад, в школу. Нас поразила сегодня отвага вашего друга, пионера Семена Морозова. Он не убежал от опасности. Он один в степи боролся с водой и спас от разрушения насыпь…
Комната возбужденно загудела. Мне как-то неловко было слушать такие слова, я не поднимал головы. Конечно, не я спас насыпь, а механизаторы, которые приехали с бульдозером и лопатами. Я только предупредил… А как еще я должен был поступить?
Батистини потрепал меня по плечу и что-то сказал своему седому другу. Но переводчик почему-то не перевел. А Чиколини продолжал говорить:
— В Италии во время войны с фашистами были созданы партизанские бригады имени Гарибальди. Они боролись за освобождение своей родины от Муссолини и Гитлера. В память об этих днях в Италии выпущена медаль, которой награждаются участники борьбы против фашизма… за мир… И хотя пионер Морозов не воевал против фашистов, он совершил подвиг, достойный любого гарибальдийца. Поэтому товарищ Чиколини от своего имени и от имени своего товарища решил подарить медаль Гарибальди пионеру Морозову.
Пока переводчик переводил последние слова, седой гость достал из нагрудного кармана небольшую блестящую пятиконечную звездочку на красной муаровой ленточке и протянул мне.
Раздались дружные аплодисменты. Товарищ Чиколини приколол мне на грудь медаль и крепко прижал меня к себе, а Батистини сильно пожал руку. Потом мне жали руку директор школы, директор совхоза, Коля Попов, Лена Тарелкина… Я шел от одного товарища к другому, и каждый поздравлял меня, восхищенно завидуя, разглядывал награду. И только Генка досадливо сказал:
— Везет человеку. Лучше бы я пошел…
Я посмотрел на ребят и увидел, что каждому из них хочется носить на своей груди эту яркую бронзовую звездочку. И я подумал: «А если бы на моем месте, в самом деле, оказался Синицын или Тарелкина, или Грачев… Разве они поступили бы иначе?»…
Я вернулся к столу и, забыв поблагодарить гостей, сказал то, что думал.
— А поэтому, — закончил я совсем не подготовленную речь, — эта дорогая медаль принадлежит нам всем. Пусть она и хранится здесь, в штабе нашей флотилии.
Опять все захлопали в ладоши, а гости, выслушав переводчика, начали обнимать меня и всех ребят, которые стояли возле них.
Я осторожно отколол звездочку с крошечным барельефом бородатого героя Италии и передал ее Николаю Андреевичу. А тот, наклонив древко нашего знамени, прикрепил медаль к шелковому кумачовому полотнищу.
Провожая гостей, мы все высыпали на улицу. Садясь в машину, Журавлев поднял руку и сказал, заглушая наш гомон:
— Так держать, «Аврора»!
И все, даже те, кто не имел отношения не только к нашему крейсеру, но и вообще к флотилии, дружно ответили:
— Есть, так держать!
После проводов мы вернулись в пионерскую комнату и, выполняя приказ адмирала, подвинули нашу трехтрубную «Аврору» на пятьсот миль вперед. По подсчетам главного механика Саблина, «Аврора» вышла в Северный Ледовитый океан, о чем я и сделал запись на двадцать восьмой странице судового журнала.
— Теперь нас никто не догонит, — радостно щебетала Тарелкина.