— Да что вы, Федор Федорович, какие там поблажки, — удивился я недоверчивости Генкиного отца. — Я вам могу корабельный журнал показать. Там у меня все ЧП отмечаются. Вот до этой истории у Генки всего два замечания было.
— Значит, помогает вам поход?
— Еще как.
— На осень его по арифметике не оставят? — уточнял Федор Федорович.
— Исключено, — подражая Дипломату, сказал я. — В четверти обеспечен твердый чесырь, а годовая — треса.
— Чего? — не понял отец.
— Четверка и тройка.
— И то хлеб, — покрутил кончик уса Федор Федорович. — Ты вот что, Семен, только это между нами, присмотри за ним. И по учебе, и по дисциплине. В случае чего приходи, рассказывай.
Я посмотрел на растерянное лицо большого грузного мужчины, который ищет помощи и поддержки у меня, и мне стало жалко отца боцмана.
— Не волнуйтесь, дядя Федя, — попросил я шофера. — Как вы говорите — в случае чего — мы его всем экипажем так продраим, будет, как стеклышко! У нас ведь — закон моря.
— Ну, добре, — положил он свою руку на мое плечо. — Увидишь Геннадия, гони домой. Пусть хоть пообедает.
«Странно ведет себя боцман, — размышлял я, шагая по улице. — Даже мне ничего не сказал. Неужели обиделся на меня за то, что я предложил: будем собирать металлолом всей флотилией? А может быть, он уже в школе и подбирает экспедицию разведчиков за железными кладами? От него всего можно ожидать. У него в голове идей, как в море пены. Кто это так сказал про Генку? Ага, директор. Легок на помине Николай Андреевич. И особенно тогда, когда нам не везет. Вот он стоит у ворот и, кажется, не собирается уходить».
— Где же твой приятель? Заболел? Или испугался?
Мне показалось, что я это не я, а Генка, и надо что-то придумывать, оправдываться. Первое, что я придумал, было:
— Здрасте, Николай Андреевич.
— Здравствуй, здравствуй, голубчик. Ну так где же Синицын?
Что я мог ответить, если не только я, но и его родной отец не знает, где он находится? Я пожал плечами.
— Он, должно быть, ищет мужество, — вспомнил я вчерашний совет Коли.
— Какое мужество? — недоуменно посмотрел на меня директор. — Что ты говоришь, Морозов? Ты же знаешь — я старый воробей, и меня на мякине не проведешь.
— Да нет, честное пионерское, Николай Андреевич, он хотел набраться мужества, чтобы признаться и попросить извинения, — растолковал я.
— Вон оно что. И ты серьезно полагаешь, что он найдет это мужество?
«Ну почему вы так плохо думаете о боцмане? — про себя начал спорить я с директором. — Всегда его ругаете, делаете замечания. А если бы вы узнали правду… Может, рассказать?». И я сказал:
— Вы не знаете Синицына, Николай Андреевич. Он честный и смелый. Только он не любит говорить про себя…
Николай Андреевич снял очки и посмотрел на меня так, будто он вовсе не директор школы, а Миклухо-Маклай, только что сошедший с корвета «Витязь» и слушающий рассказ папуаса о своем чернокожем друге.
— Да? — наконец спросил он.
— Да, — выдержал я его взгляд.
— Может, ты прав, — задумался директор. — Ладно, иди на сбор.
В классе уже собрался почти весь отряд. Не было только Синицына, Саблина и Киреевой. Ровно в двенадцать пришел Попов. Он уже знал, что Генки нет. Вожатый поздоровался и сказал:
— Времени у меня в обрез. Надо еще закусить, а раз Синицын отсутствует, перенесем сбор на завтра. Ты не знаешь, что с ним? — спросил он меня.
— Струсил, — вскочила с места Тарелкина.
— Он не трус, — вступился я за друга.
— Ты всегда его защищаешь!
— Надо сначала узнать, а потом уж вешать человеку всякие ярлыки, — рассердился я.
— Ты же помнишь, — сказал Коля, — мы вчера договорились. Он дал слово.
— Сколько раз он его давал, — притворно вздохнул Грачев. — Но такова тактика морских пиратов.
— Хватит тебе упражняться в остроумии, — осадил его Попов под одобрительный гул отряда. Вовка повернулся к задним партам, обвел всех правым глазом (левый был перевязан бинтом) и, не встретив участливого лица, сказал:
— Есть, адмирал.
— У нас сейчас сбор отряда, и я для вас старший вожатый, — напомнил Коля.
Вовка встал и извинился. Я видел, что Коля нервничает и придирается к Грачеву потому, что нет Генки. И если сейчас он вдруг появится, весь гнев вожатого обрушится на него. А Генка умеет появиться именно тогда, когда не следует. Так случилось и на этот раз. С шумом распахнулась дверь, и на пороге застыл запыхавшийся Синицын. Прислонившись к косяку, он тяжело проговорил: