Что за шум в коридоре, я понял не сразу. Хаотичный звук шагов, какая-то перепалка… Повернулся к двери, вслушиваясь в приближающиеся голоса.
— Да плевать я хотела, какой сейчас час! Я должна увидеть мужа! — в момент, когда до меня донесся голос Лины, я понял две вещи, первой и главной из которой было то, что моя жена в ярости. Вторым: Акатьеву не удалось удержать язык за зубами. Чертов сукин сын!
Стоило сделать шаг к двери, как она распахнулась, ударилась о стену. Алина, влетев в палату, не глядя на меня, захлопнула её перед носом перепуганной медсестры, и только когда мы остались одни, подняла на меня взгляд.
В другой момент я бы, пожалуй, испугался даже несмотря на то, что она была куда меньше меня. Разъярённая фурия, ни дать ни взять.
Лишь на мгновение она застыла. Немного растрепанная, в домашнем костюме, с пылающими непримиримостью глазами, Лина была прекрасна. Настолько прекрасна, что жажда жизни во мне в очередной раз напомнила о себе учащенными ударами сердца. Подойдя, она протянула руку.
— Дай мне свой телефон, Громов, — убийственно спокойно. Обманчиво спокойно.
— Алин, я…
— Дай. Мне. Свой. Чертов. Телефон, — процедила, едва сдерживая ярость.
Я сунул руку в карман штанов и протянул ей выключенный смартфон. Без раздумий она взяла его и со всей дури запустила в стену.
— Ты что творишь? — ухватил её за руку. Понимал, что трогать её было не лучшим решением, и все же совершил эту ошибку.
— Не смей! — она выдернула кисть, полоснув безумным взглядом. Подошла к валяющемуся на полу разбитому смартфону и наступила на него. И только после снова посмотрела на меня: — Зачем тебе телефон, если он у тебя выключен, Громов! — продолжая цедить слова. — Зачем ты так поступил со мной? Зачем?! — закричала и, подлетев, что есть силы толкнула меня в грудь. — Зачем, черт тебя возьми, ты влез в мою жизнь?! — я отошел на шаг под её натиском, а она все наступала, отчаянно колотя кулаками. — В жизнь моего ребенка! Зачем?! — крик до хрипоты, сменившийся всхлипом. — Чтобы снова уйти?! Чтобы я снова страдала, да?! Думаешь, было недостаточно?! — подняла полные слез глаза, и внутри у меня все скрутилось. Мне и без того было больно, и видеть её сейчас такую… было выше моих сил. Она делала меня слабым. — Отвечай мне!!!
— Тебе нужно успокоиться, — я все-таки обхватил её за плечи, с силой надавил. — Алина.
— Не трогай меня! — попыталась вырваться, но я не дал, вместо этого прижал к себе так крепко, насколько мог, и тут же услышал новый всхлип, за которым последовали громкие надрывистые рыдания. — Я ненавижу тебя, Громов! — сквозь всхлипы. — Ненавижу!
— Я сам себя ненавижу, — уткнувшись в её макушку, продолжал удерживать. — Думаешь, можешь меня ненавидеть сильнее, чем я себя? Нет, Лина. Нет.
— Я не позволю тебе рушить мою жизнь, — отчаянно замотала головой, пальцами сжала футболку на моей спине. Скомкала, натянула ее.
Я чувствовал, как она дышит, как стучит ее сердце, и хотел одного: втиснуть ее в себя. Хотел, чтобы она срослась со мной кожей. Чтобы, давно ставшая частью меня самого, была физически от меня неотделима.
— Не позволю. Ты не можешь умереть, слышишь меня? Не дам! Не дам! — голос её превратился в сиплый сбивчивый шепот. — Не теперь, когда только тебя обрела, Олег, слышишь?
— Слышу, родная. Слышу, — голос мой тоже сел, глаза стали мокрыми. Проклятье! — Обхватил её голову ладонью. — Не потеряешь.
Чувствуя её дрожь, я в очередной раз осознавал, что та еще сволочь. Понятия не имею, за что мне дана ее любовь. То ли за какие заслуги в прошлых жизнях, то ли авансом для будущих. И все же она любила меня. Сейчас, прижимая ее к себе, я понимал, что нихрена не знаю, не смыслю, кроме одного: эта женщина — единственная, кто любит меня по-настоящему, вопреки всему, черт возьми! Единственная на всем белом свете, и я вывернусь наизнанку, чтобы сберечь ее любовь к себе.
— Давид не имел права называть тебе мой диагноз, — недовольство скрыть не получилось. — Он вообще не имел права говорить тебе хоть что-то.
Алина отстранилась. Подняла голову, и я как в омуте утонул в ее влажных карих глазах. По щекам ее продолжали течь крупные слезы, но все же она немного успокоилась.
Не выдержав, я стер капельку. На ее месте сразу же появилась новая — стер и ее.