— Не могу, ваша честь, — отозвался Берни Хэкетт. — Это все, кто у нас есть. За исключением мистера Джона Джейкоба Шинна, ставшего владельцем недвижимости только сегодня утром…
— Ах да, — произнес судья таким тоном, словно забыл об этом. — Я говорил, что сделаю специальное указание на этот счет, не так ли? Потому что, леди и джентльмены, если мы не сможем заручиться услугами мистера Шинна, то не получим требуемое законом жюри из двенадцати присяжных и, следовательно, не сможем судить обвиняемого в Шинн-Корнерс.
Присяжные с отвращением уставились на Джонни, перешептываясь друг с другом. Жестокая дилемма — либо участие постороннего в столь важном деревенском деле, либо никакого суда.
Судья Шинн молча ждал.
Наконец головы присяжных повернулись к Хьюберту Хемасу, который что-то с раздражением пробормотал, после чего остальные удрученно кивнули.
— Итак, — быстро заговорил судья, — хотя мистер Джон Шинн среди нас настолько недавно, что еще не фигурирует в списке избирателей, из которого должны отбираться присяжные, я санкционирую его участие в жюри, если он соответствует прочим требованиям.
Это, думал Джонни, поднимаясь на место присяжного, исподтишка подталкиваемый карандашом Аша Пига, самое нелепое постановление, когда-либо звучавшее с судейского кресла. О каких «прочих требованиях» может идти речь?
Да, он знаком с фактами дела. Нет, у него не сформировалось мнение насчет виновности или невиновности подсудимого… При этом, в отличие от благожелательно-терпеливой реакции на аналогичное заявление мистера Шира, жители Шинн-Корнерс сердито нахмурились. Энди Уэбстер весело отмахнулся, и Джонни занял последний свободный стул во втором ряду, сразу обнаружив, что сильные запахи, исходящие от Весельчака Уотерса, угрожают создать главную проблему в деле — во всяком случае, для присяжного номер двенадцать.
Судья Шинн объявил перерыв в заседании с целью позволить суду, присяжным, обвинению, защите, стенографисту и приставу посетить похороны жертвы, предполагаемого убийцу которой они собирались судить.
— Суд соберется снова в час дня, — закончил судья.
* * *Даже похороны казались Джонни происходящими во сне или в пьесе. Это мог быть «Наш город»,[30] если бы не дождь. Земля на кладбище была неровной, могильные холмики натыкались друг на друга, белые края надгробий торчали во все стороны, казавшись еще более старыми, чем почва, которая их поддерживала. Джонни чувствовал странное нежелание проходить между ними.
Катафалк комфортского владельца похоронного бюро отъехал от дома Фанни Эдамс, и вся Шинн-Корнерс — мужчины, женщины и дети — последовала за ним по Шинн-роуд в сторону перекрестка. Женщины обмахивались руками, а мужчины вытирали лбы во влажной утренней дымке. Процессия свернула на Фор-Корнерс-роуд, миновала лошадиную поилку, пасторский дом и приблизилась к покосившимся железным воротам кладбища. Сай Муди и его помощник сняли с катафалка выглядевший дорогим гроб, Феррис Эдамс, судья Шинн, Хьюберт Хемас, Орвилл Пэнгмен, Мертон Избел и Питер Берри взялись за ручки и двинулись мимо древних надгробий к свежей могиле, выкопанной Кэлвином Уотерсом рано утром.
Джонни едва слышал монотонный голос Сэмюэла Шира, читавшего заупокойную службу. Вместо этого он смотрел на могилы, на кукурузное поле Избела, на находящиеся за ним амбар и пристройку с навесом, принадлежавшие убитой. Как часто Фанни Эдамс стояла здесь, слушая Сэмюэла Шира, бормотавшего прощальные слова на похоронах других? Как часто она изображала эту сцену — поле, кладбище, возможно, тех же участников похорон? Он вспоминал живость ее взгляда, тепло старческих рук, глубокий голос с характерными резкими интонациями янки и чувствовал себя опечаленным и подавленным.
Окидывая взглядом надгробия, Джонни видел появляющуюся тут и там, словно бесплодное семя, фамилию Шинн. Кровь этих людей текла в его жилах, но они были для него более посторонними, чем китайцы и корейцы. Он видел даты, почти стершиеся от старости, забытые имена, казавшиеся принадлежащими инопланетянам. «Тэнкфул Эдамс. Она была утренним цветком, срезанным и увядшим в положенный час». «Зильфа, вдова преподобного Натаниэла Юрая». «Джебьюон Уотерс». «Здесь покоится Лит Элханон Шинн, умерший от ожогов, но Бог исцелит его».
«И тебя, Фанни Эдамс, — подумал Джонни. — Тебя и меня».
Глава 4
— Леди и джентльмены присяжные, — начал Феррис Эдамс, встав перед двенадцатью складными стульями, — я не собираюсь произносить длинную речь. Подсудимый Джозеф Ковальчик, который проходил через вашу очаровательную деревню в прошлую субботу 5 июля, пробыл здесь менее часа, но оставил за собой трагедию, которую никто из вас никогда не забудет, — мертвое изувеченное тело тетушки Фанни Эдамс, доброй соседки, благодетельницы Шинн-Корнерс, принадлежащей к одной из ваших старейших семей и всемирно известной художницы.