С помощью Энн Николь сумела найти временную работу в качестве няни для ребенка одного примерно с Хуаном возраста. Его мать много путешествовала и была рада, что может оставлять малыша под присмотром. Николь даже стала всерьез подумывать об организации частных яслей, тем более что месье Ладюри, известный благотворитель, обещал помочь деньгами...
Примерно месяц Энн ничего не слышала о Доминике. Потом прошел слух, что он ненадолго вернулся в Перпиньян. Теперь, выходя по утрам из отеля, молодая женщина оглядывалась по сторонам – не мелькнет ли где высокая мужская фигура? А по вечерам сотни раз перебарывала искушение написать Доминику.
Но что она могла ему сказать? Что скучает? Что хочет поговорить о своей работе и спросить совета? Что ей интересно, как он живет?
Впервые ее все чаще посещало ощущение неполноты собственной жизни. Работа не доставляла прежнего удовольствия. К тому же постоянно не хватало чуть сурового взгляда прищуренных светлых глаз и негромкого низкого голоса. Гюстав, конечно, был профессионал, но его напыщенная манерность утомляла молодую женщину...
Лето подходило к концу. Стояли темные августовские ночи, когда бархат неба весь усыпан серебряными звездами. По улицам то и дело проходили парочки, взявшись за руки и тихо переговариваясь между собой. Душистые ароматы цветов без слов говорили о любви. И Энн, как бы сильно ни уставала, ночами не могла заснуть, думая о Доминике. Она вспоминала мельчайшие подробности их встреч, его слова, выражение лица, жесты, походку. Она постоянно думала о его самоотверженности, твердости, смелости – и о нежности, когда он впервые познакомил ее с волшебством любви.
Если раньше Энн желала оставаться независимой и свободной, то теперь хотела одного – Доминика.
Было уже за полночь, когда Доминик постучался в номер Энн. Сердце его колотилось так, будто он в первый раз шел на свидание.
Часа два назад он вышел из дому, вроде бы прогуляться, и ноги сами принесли его к отелю. Некоторое время он бродил в нерешительности перед входом, потом все же поднялся на шестой этаж.
Она открыла дверь – и отступила в глубь холла.
– Ты? – Зеленые глаза Энн расширились. – Что-то случилось?
– Да, случилось. Могу я войти?
– Конечно. – Она повернулась и вошла в гостиную.
Только тогда он заметил, что на ней надета голубая рубашка. Его рубашка. Та самая.
– Я не знал, застану ли тебя в отеле. Похоже, ты не такая уж любительница перемен, как раньше.
– Я еще не определила своего нынешнего отношения к переменам. Моя работа над «Ладюри-ретро» еще не закончена, но месье Бернар уже предложил мне новый контракт. На несколько лет.
– Так ты остаёшься? – глухо спросил Доминик, удивляясь, почему говорит совсем не о том, о чем пришел поговорить.
– Не знаю. Тебе удалось починить мотоцикл?
– Как ни странно, да.
– А счет принес?
– Нет. – Он подошел ближе. Энн отступила на шаг.
– Ладно, неважно. Сейчас я достану чековую книжку и выпишу тебе чек... – Она пошла в спальню.
Повинуясь неведомой силе, Доминик последовал за ней.
– Плюнь на счет, Энн, – сказал он, закрывая за собой дверь. – Почему ты носишь мою рубашку?
– Потому что она... очень мягкая. – Голос ее понизился до грудного шепота. – Если хочешь, я верну ее.
– Нет. – Настольная лампа рядом с кроватью отбрасывала нежный розовый свет. – Нет, – повторил Доминик твердо и сжал кулаки. Зря он все это затеял. Надо сейчас же уйти и больше никогда не возвращаться.
– Доминик... что-то не так?
Он пробормотал нечто невразумительное, рванулся к ней и заключил в объятия. Губы их нашли друг друга и слились в жадном поцелуе. Рванув пуговицы на рубашке, Доминик сорвал ее с молодой женщины. Энн, совершенно обнаженная, если не считать шелковых трусиков, изогнулась ему навстречу и обвила его шею руками.
Затем, столь же неожиданно, Доминик отстранил ее от себя и застыл, тяжело дыша. Через минуту он заговорил:
– Если хочешь, чтобы я ушел, просто скажи об этом.
– Я не хочу, чтобы ты уходил.
– Послушай, Энн, я хочу заняться с тобой любовью. Именно любовью, а не сексом, ты слышишь меня?
Она подняла тонкие брови и взглянула на него сияющими глазами.
– Да. Я тоже хочу любви.
Доминик стоял так близко, что чувствовал ее дыхание.
– Когда я пришел сюда, то нарушил данное себе слово, – хрипло произнес он, вдыхая нежный запах ее волос. – И уходить теперь не собираюсь.
– А я и не дам тебе уйти, – прошептала она и потянулась к нему.
Но Доминик успел раньше. Он подхватил ее на руки и понес к кровати. Положив ее, он быстро стянул через голову рубашку, и...
Энн рассмеялась удивленно и радостно.
– Доминик, дорогой, на тебе же ремень от «Ладюри-ретро»!
– Именно, – ответил он, проводя пальцами по ложбинке между ее грудей. – Любой хороший муж поддерживает дело своей жены.
– Муж?
Они просто посмотрели друг другу в глаза и поняли все без слов. Тела их уже давно жаждали соединения, но души еще не до конца обрели друг друга.
– Конечно, если ты возьмешь меня в мужья. А если нет, то мы будем жить с тобой вместе, пока ты здесь. И я не стану тебя удерживать. Будь вольна поступать, как хочешь.
– А я никуда и не собираюсь, – прошептала Энн, целуя его в шею. – С тобой я готова поселиться даже в шалаше на окраине...
– Ну, надеюсь, на такие жертвы идти не придется. Я все-таки кое-что могу сделать для любимой женщины... – Его рука продолжала исследовать изгибы стройного тела, и Энн замирала в сладком восторге, млея от наслаждения.
– Для любимой? Что это значит?
– Это значит... – начал Доминик серьезным голосом и даже несколько отстранился от нее, – это значит, что я люблю тебя и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь.
– Любишь?
– Да. Я не искал любви, она сама нашла меня.
– Нашла и теперь ни за что от себя не отпустит, – улыбнулась Энн, – Я тоже люблю тебя, Доминик, и ради тебя готова отказаться и от свободы, и от карьеры.
– Это мы обсудим после, – хрипловато произнес он, покрывая поцелуями хрупкие плечи. – А пока у нас есть более важное занятие. – И он потянулся рукой к выключателю на настольной лампе.
Утро застало их спящими в объятиях друг друга. Темные и светлые волосы переплелись, дыхание смешалось. Проснулись они одновременно, когда первый луч солнца упал на зарумянившиеся лица, и их губы встретились в первом утреннем поцелуе.
– Рассвет, – открывая глаза, сказал Доминик. – И я встречаю его с тобой.
– Ты что, никогда не просыпался в объятиях любимой женщины?
– До сегодняшнего дня – нет.
– Послушай, любовь моя, а когда мы поженимся? – спросила Энн, и глаза ее засияли как звезды.
– Завтра, – невозмутимо ответил Доминик, щекоча ей ухо прядью ее же собственных волос.
– Нет, это слишком быстро. Я еще должна выбрать себе платье. А венчаться хочу в старой церкви рядом с твоим домом.
– Ну, тогда послезавтра, – так же спокойно отозвался он и потянулся к телефонной трубке. – Надо только позвонить и предупредить шафера.
– Шафера?
– Ну да, Пьера. И знаешь, кто больше всех удивится?
– Неужели Пьер?
– Конечно. И знаешь почему? Потому что нечасто приходилось моему братцу бывать на свадьбе, которую подстроил не он! Интересно, что скажет самый выдающийся сводник Парижа, если узнает, что его опередили?
– И кто! – Энн рассмеялась. – Родной брат! И близкая приятельница! Какова же будет его первая реакция? Он обрадуется? Изумится? Или обидится, что кто-то умудрился обойтись без него?
– Это легко проверить, – улыбнулся Доминик и принялся набирать номер.